Улита фыркнула. Грошиков понемногу начинал ее развлекать. Прытко! Завербовать в секту пятерых суккубов! Арея это развеселит.
— В общем, те ребятишки покрутились, телефончиками со мной обменялись — слиняли. Остался я один. Нет уж, думаю, дудки! Не отступлю. Быть не может, чтобы внутри никого не было. Хоть сторожа! Барабаню я в дверь, минут десять барабаню — тишина!.. Ну а дальше уже рассказывал: открывает старуха. Впустила меня, поговорили. Сел я за стол, жду тебя. А старуха все ходит и ходит. Глаза мозолит, в кабинет ныряет, булькает там чем-то. Небось, коньяк у шефа твоего отливает. В общем, она меня достала, и я ее отправил.
— Куда?
— Да никуда. «Идите, мамуля, домой, а я тут свою невесту подожду».
— А она?
— Что она? Соглашается. Глазки закатила, всмотрелась в меня внимательно. «Ну до скорой встречи!» — говорит. Прям такая роковая вся, я умиляюсь!
Улита подумала, что на месте Грошикова она бы умиляться не спешила.
«Деревенский пастушок» бродил по приемной, все разглядывая и до всего дотрагиваясь. Беспокойными ручками он напомнил Улите Ромасюсика. Только тот больше смахивал на хлопотливого попугайчика, здесь же зверек был явно покрупнее. По меньшей мере, ласка или лиса, хотя и не без ослиных ушей.
— Странная у вас контора! Мрачновато, бестолково, грязно! — попенял Грошиков, ковыряя ногтем пятно черного воска на столе Улиты.
— Так взял бы тряпку и потрудился. Помог старушке! — предложила ведьма.
Однако назойливого желания трудиться Грошиков не проявил.
— Чем, ты говоришь, вы занимаетесь? Оптовой продажей бельевых прищепок? А где тут бельевые прищепки, где образцы?
— Да вон! — сказала Улита, щелкая пальцами.
Грошиков недоверчиво оглянулся и увидел.
— Ого! Живописно! А почему прищепки торчат в белье? И мокрое все? — спросил он озадаченно.
— Дизайнерская находка, — пояснила Улита, которая полторы секунды назад нашарила веревку с прищепками в Тульской области и протащила ее по воздуху сквозь туман и грозовые облака.
— А вообще символично! — одобрил Грошиков, созерцая растянутую мужскую майку, на которую потемневшие от времени прищепки насели густо, как раки на тухлое мясо. — Художественно так! Простые, можно сказать, люди являются потребителями вашего товара, и вы это всесторонне подчеркиваете. А прайс посмотреть можно?
— Что? Тоже прищепками хочешь заняться?
— Да нет, просто из любопытства.
— Прайс только тем, кто уже оплатил товар. Для отсечения болтливых, назойливых и нежелательных клиентов, — отрезала Улита.
Грошиков засмеялся, и вновь незримо затряслись медяки в копилочке. Неожиданно смех прервался. На глаза «пастушку» попалась стоящая боком деревянная колода, в которой глубоко торчал топор.
— А это для тех, кто забыл купить прищепки? Теперь я понимаю, почему у вас так хорошо идут дела! — Довольный своим чувством юмора, Грошиков попытался выдернуть топор.
Улита следила за его потугами с беспокойством. Это был топор, подаренный Ареем Чимоданову — тот буйный топор, что насылал на своих владельцев вспышки гнева.
— Не надо его трогать! Очень прошу! — попросила ведьма нежно.
— Почему? Думаешь, поломаю? — выдохнул Грошиков, пытавшийся раскачать упрямившийся топор.
— Не в этом дело! Просто я с детства боюсь мужчин, у которых в руках что-нибудь, кроме пива и газеты, — настойчиво повторила ведьма.
Грошиков пожал плечами и отошел. Все равно топор не поддавался, и «пастушок» был рад, что у него появился повод отступить без урона.
— Я не рассказывал, что учусь управлять предметами? — спросил Грошиков самодовольно.
— Нет.
— Пока, конечно, мелкими. Клочками бумажки, куриными перьями. Надо сказать перу: «Послушайся меня! Дай мне познать тебя!» Если повторять это достаточно часто и отдавать этому всю душу, предмет послушается.
— И кто вас учит разговаривать с предметами? — с подозрением спросила Улита.
— Наш гуру! — произнес Грошиков с гордостью. — Я рассказал ему, что у меня новая девушка. Он тебя в целом одобрил. Просил, чтобы ты пришла. Он передаст тебе свою нежность и свое одобрение.
Ведьма поперхнулась.
— А без нежности и одобрения нельзя? — спросила Улита.
Она проходила курс общения с сектантами. Им можно иногда вежливо поподдакивать, но вот ходить с ними никуда не надо.
— Нет. Моя душа для него — открытая книга. Он должен знать всех, с кем я общаюсь, или контакт не будет полным. Ты пойдешь со мной? — Голос Грошикова стал настойчивым.
— Уже вечер, — сказала Улита.
— Мой гуру не спит. Ни днем, ни вечером, ни ночью.
— А я вот сплю! — сказала Улита зевая.
Грошиковский гуру ее абсолютно не интересовал. Слишком много всевозможных «гурей» приходило к ней на неделе продлевать арендный договор. Да что там многие? Все приходили. Быть гуру без лицензии мрака так же стремно, как держать на рынке ларек без нужных разрешений и бумажек. В пять минут проторгуешься. Уж кому-кому, а альтернативщикам это хорошо известно.
Грошиков страдальчески задумался.
— Не хочешь идти? Не надо! Тогда дай мне три капли своей крови! — попросил он.
— Зачем?
— Гуру по крови скажет: подходишь ты мне или нет. Он провидец! — заявил Грошиков.