Светлые надежды умирают первыми (СИ)

      - Ты пыжишься так, будто все уже произошло, но ведь еще ничего и не начиналось, - проронил Лева, приподнимая за подбородок голову Егора, с неприкрытым удовольствием разглядывая каждую черточку этого красивого лица. - Не бойся, я буду очень аккуратным, - с этими словами он обхватил Егора поперек живота и попытался уложить его грудью на вельветовый пуфик, оставляя ноги, согнутые в коленях, стоять на полу, но мужчина начал дергаться с такой силой, что Лева не сумел совладать со своим пленником, то и дело норовившим подняться с широкого сиденья.

      Тогда Макар, не долго думая, уселся ему на плечи, всей своей массой вдавливая худое тело в мягкую обивку. Руки, связанные за спиной, сжались в кулаки, позволяя ногтям до боли впиться в ладони. Уткнувшись лицом в теплую ткань, Егор судорожно сжал зубы, начиная понимать, какую страшную пытку устроили для него коллекторы.

      Дрожащей от возбуждения рукой Лева провел по проступающим позвонкам Егора, не минуя ни одного своим болезненным вниманием. Ощутив упругость напряженных ягодиц, он с жадностью раздвинул красивые полушария, наслаждаясь видом девственного ануса. Его длинные пальцы прикоснулись к манящему отверстию, заставляя острому приливу желания с силой упереться в область ширинки, откровенно натягивая брючную ткань.

      Макару было интересно одно: делал ли Лева обрезание. Его и раньше это интересовало, но вот теперь представилась возможность воочию увидеть подтверждение своей догадки. Обернувшись в сторону явно озабоченного товарища, он с самодовольной улыбкой лицезрел обнажившийся член, лишенный крайней плоти. Мощная эрекция, вызванная предвкушением обладания вожделенного тела, продемонстрировала подрагивающий от напряжения половой орган во всей своей красе.

      Ухмыльнувшись от одной мысли о том, как это крупное достоинство проникнет в хрупкое худое тело и какую порцию боли оно доставит при этом, Макар отвернулся, устремляя свой взгляд в мерцающий экран и нащупывая в кармане долгожданную самокрутку.

      От вида беспомощного Егора, его, только его мальчика, Лева совершенно обезумел. Трясущимися руками он поспешно достал из кармана серебристый квадратик и, торопливо оторвав ребристый кончик, одним движением выдавил скользкий презерватив из упаковки. Тонкая латексная пленка прозрачным покровом обхватила горячий орган, одевая его в своеобразную боевую броню. Лева тяжело вздохнул и, обхватив Егора левой рукой за бедро, правой приставил налитой желанием член к притягательному входу, такому узкому, что Лева уже заранее содрогался от ожидания бесконечного удовольствия.

      Егор крепко зажмурил глаза, почувствовав это ужасающее прикосновение. Он понимал, что самый настоящий кошмар начинается именно сейчас, под звуки классической музыки и запах ментола, неизменно тянущийся шлейфом за его будущим насильником.

      Сердце Левы громко стукнуло, заглушая самые высокие ноты, когда его член постепенно начал погружаться в жаркий плен тугой плоти. Для начала медленно, сантиметр за сантиметром раздвигая стенки источника удовольствия. Лева прикрыл глаза от нарастающего блаженства и погрузился на всю длину, крепко сжимая нежные бедра. Выдавив из Егора жалобный всхлип, он вышел наполовину, а затем энергично погрузился вовнутрь, получая новую порцию ни с чем не сравнимого наслаждения.

      Дикая раздирающая боль заставила Егора разомкнуть губы и издать тихий стон. Один-единственный. Принесший Леве дозу победного сладострастия. До крови закусив нижнюю губу, Егор поклялся себе больше не проронить ни звука, чтобы не доставить радости развратному мужчине, издевающемуся над ним подобным глумливым образом.

      Вода прозрачными ручейками стекала с влажных волос, пропитывая собой мягкую обивку, тонкая струйка крови тянулась по подбородку, багряным цветком распускаясь на светлом вельвете. Его глаза остались сухими. Боль не смогла возвыситься над ненавистью, вылившись потоком непрошенных слез. Егор терпел все эти бесконечные мучения молча. Дышать было тяжело из-за сидевшего на нем Макара, руки свело судорогой, тянущимися импульсами распространяющейся от запястий к предплечьям, но самой сильной, самой нестерпимой являлась боль, причиняемая ему озверевшим насильником с каждым его последующим движением. Толчки были монотонными и мощными, с каждым новым вторжением растягивающими нежную плоть все больше и больше. Егору уже начало казаться, что это не закончится никогда - настолько долгим и мучительным был этот процесс. Он попытался глубоко вздохнуть и на доли секунды отключиться от новой волны нечеловеческой боли.