Я открываю глаза… Глубокая летняя ночь. В небольшое окошко уцелевшего от вчерашнего пожара сенного сарая, где я лежу на сеновале, с ночи забравшись туда под душистое и немного пыльное сено для лошадей, смотрит большая круглая Луна.
«Полная», – как говорит мой дед Сим.
Говорил…
Перед глазами проносятся события крайних двух недель. Вчерашний день, особенно вечер…, как во мгле… Тот кто Имя явно бережёт мою ещё неустойчивую детскую психику, скрывая совсем уж грязные и кровавые сцены. Вот тело моего отца Миха, а рядом его голова с навеки закрытыми глазами. Вот мама Ани в домашнем платье…
Нет, я не хочу это вспоминать, голова сейчас просто взорвётся, а ей, голове, теперь нужно думать за всех. Почему за всех? Все уже на кладбище… Хотя бы за себя. А и за себя мне не думается. Пустота!
Каково это милому домашнему мальчишке 14-ти лет, любящему родителей и алхимию, отличнику, не драчуну, не хулигану…, считай за две недели принять на свою бедную детскую голову такое – нежить, «Кровавый понедельник» и вот, ка-та-стро-фу, полное фиаско и безнадёгу.
Один. Навсегда. Какие горькие и страшные слова…
Умом я понимаю, что моих родных больше нет, ведь я сам закопал их вчера на нашем маленьком родовом кладбище за садом рядом с могилкой бабушкой Ули. А вот сердцем…По-моему к этому не привыкнуть никогда! А в голове мечутся одни и те же мысли:
«Какое кладбище, такой и род…, – похоже что это я сам только что придумал, – Один живой и пятеро покойников, вот и весь род. Был род, да вышел».
«Но ведь глава нашего рода мой дед Сим тоже когда-то был один, он же сирота. И как же ты смеешь так думать о нем…, о них…, негодный мальчик», – ругаю я себя.
И я опять плачу…, горько и безнадёжно, как только может плакать голодный, грязный и оборванный ребёнок, у которого больше ничего нет – семьи, дома, одежды, еды, денег, родственников, будущего…. И которого вдобавок ловят в столице неведомые убийцы. Так ведь вчера сказал этот, из свиты… И некуда мне идти со своим горем!
Но ведь со мною осталось моё молодое и здоровое тело, разум, память и… одна моя только что проявившаяся сверхспособность, которая думаю и привела смерть в мою семью… Будь оно неладно, это уменье видеть и отгонять нежить! Да…, ещё есть знания и опыт длинной жизни профессора-химика из другого мира… Много это или мало? Хорошо или плохо? Не знаю, пока никак не пригодилось в этом мире.
Кобра
Плачу я недолго, уже видимо просто нечем… Но снова впасть в сонное забытьё мне мешает какой-то тихий свистящий звук.
«Ш-ш-ш…» – с частотой на грани ультразвука звук доносится слева и совсем рядом.
Я поворачиваю голову и столбенею от открывшейся мне картины! Прямо передо мной покачивается крупная, плоская, покрытая щитками – голова змеи характерной формы. Капюшон, очки, тёмные немигающие глаза за прозрачной плёнкой, частые возвратные движения длинного раздвоенного языка, он у неё вместо носа… Гладкая. Блестящая. Я знаю кто это по картинкам и описанию в учебнике «Зоология»…
Это королевская кобра! Не самая ядовитая, но самая большая ядовитая змея в мире! Конкретно этот экземпляр метра четыре-пять в длину, точнее не скажу, не вижу. Да она просто огромная! Своё тело змея свернула кольцами, но с метр держит вертикально, как такую слегка покачивающуюся подставку для головы.
«Ну вот и всё! – обречённо думаю я, – Один бросок и конец роду Бести! Теперь уже окончательно. Только вот интересно, кто же похоронит меня?»
Но змея и не думает на меня бросаться. Просто лежит
Страх быстро проходит, а на его место приходит какое-то непонятное нервическое веселье… Я же тоже, типа, Кобра! Именно такое прозвище, даже и не поняв этого, походя прилепила мне мама Ани, когда я, ещё семилетний пацан, хватанул пару глотков из бутылки с неразбавленным яблочным уксусом в случайно незакрытой лаборатории моего деда Сима.
– Ш-ш-ши! Ш-ши! Ши! – обращаюсь я к змее и этим как бы смеюсь над судьбой. Возможно, опрометчиво! Кажется так дразнил меня, якобы, на змеином языке мой старший брат Эжен. А-ха-ха! Это ведь у него было, якобы:
– Здравствуйте!
Голос
– Здравсствуйте! – вдруг слышу я в голове тихий, но вполне отчётливый и вежливый женский голос с характерным произношением шипящих, – Не сстарайтессь, говорите по-ччеловеччески, мы, змеи, хорошшо понимаем язык людей.
Это что, говорит змея?! Как же она это делает? И она ли это говорит? Губами она при этом не двигает, да и нет у неё никаких губ! Может, я сплю или от горя сошёл с ума и мне всё это кажется? Немудрено…
– Мыссленно…, – поясняет голос, – Мы, змеи, не можжем говорить как люди, реччевой аппарат не тот, только шшипим. Вот и науччилиссь говорить с людьми мыссленно, ментально.
– Вы что, слышите мои мысли? – удивляюсь я.