Борис нехотя представил нас друг другу. Потом Нора представила своего спутника, который оказался ее мужем. Тот, сунув пухлую, вялую ладонь, отрекомендовался Николаем. После знакомства возникла неловкая пауза, и Борис начал прощаться, чему я от души порадовалась. То, что меня приняли за Аську, отнюдь не добавило мне радости, подумать только, что еще совсем недавно я сама себя за нее выдавала. Распрощаться не удалось, Нора оказалась прилипчивой, как смола. Она начала уговаривать Бориса (меня она в расчет не принимала) пойти перекусить в каком-то ресторанчике недалеко отсюда. Ее муж, внезапно оживившийся при слове «ресторан», присоединился к ее уговорам. Борис вопросительно посмотрел на меня, я была удивлена не тем, что он спрашивал моего мнения, а тем, что он не мог противиться напору Норы, хотя было яснее ясного, что видеть ее ему неприятно. Я заколебалась: меня заинтриговали их взаимоотношения, что-то скрывалось за ними, и непустячное, к тому же я смутно чувствовала, что отказ для меня станет проигрышем без боя. Ах, эти вздорные, тайные женские бои!
Я поймала на себе презрительно-насмешливый взгляд прекрасных темных глаз Норы и произнесла:
— Действительно, Борис, почему бы нам не перекусить? Эмоции съедают немало энергии, я проголодалась, к тому же можно продолжить столь приятное знакомство.
По окончании моей краткой речи на меня уставились сразу три пары глаз. Борис смотрел настороженно. Николай так, словно только что проснулся и увидел меня; его набрякшие веки приподнялись, и серые, отнюдь не глупые глаза глянули остро и весело. Нора посмотрела на меня с жалостью, смешанной с презрением. Кажется, она приняла меня за дурочку; что ж, это ее проблемы, я ей их облегчать не собираюсь. До ресторана ехали порознь: Нора с Николаем впереди на белом «мерседесе», мы с Борисом сзади на «мазде».
В машине он только и сказал мне:
— Ты что, действительно хочешь есть?
— Да, а ты разве нет?
Его ответом было молчание.
Происходящее ему не нравилось, но я действовала в его интересах, по крайней мере мне так казалось, и его недовольство не обескураживало меня.
Мне хотелось сказать ему: «Эй, ты же мужик, почему не дашь отпор этой щучке? Почему позволяешь давить на себя? Вот мне и приходится вести скрытые боевые действия вместо тебя, а ты еще губы надуваешь!» Ничего этого я ему, естественно, не сказала, только преисполнилась решимости, словно и в самом деле шла на бой, а не перекусить в ресторан. Ресторан был не очень большой, но, судя по всему, для очень богатой публики. Обслуживание выше всяких похвал — мы не успели сесть, как подошел официант, почтительно приветствовал нас и подал меню в тяжелой черной папке с золотым тиснением. Все время, пока мы выбирали блюда, он стоял рядом и ненавязчиво пояснял наш выбор, отвечал на вопросы и советовал. Николай решил обедать всерьез. Его заказ содержал немалый перечень блюд, включая суп. Нора, видимо заботясь о фигуре, заказала себе два салата: овощной и фруктовый и к ним рюмку ликера. Борис так долго колебался, что я уже стала думать, что от раздражения на всех нас он не закажет ничего, но он все-таки взял лангет с овощным гарниром. Мой заказ сложился почти сразу после просмотра меню, и, когда очередь дошла до меня, я произнесла:
— Креветки, спаржу, кусок запеченной форели и бокал белого вина.
Почему-то я была уверена, что на этот раз вино послужит мне во благо, а не во вред. Разговор за столом шел сначала пустячный, так, одно-два слова, короткие фразы, словно пристрелка. В момент, когда я уже расправилась с рыбой и смаковала спаржу, последовал выстрел уже более точный — Нора спросила меня участливым тоном:
— Кажется, милочка, вы работаете каким-то дилером у этого ужасного… как же его? Вспомнила — Пестов, имени не помню, а вот отчество смешное — Степанович, словно купец какой. Тяжело, должно быть, приходится, ведь у него отвратительный характер?
Первым на эту реплику отреагировал Николай.
— Акула! Причем самая настоящая! — Это он пояснил мне, а потом совсем другим тоном в сторону жены: — А ты-то оттуда, занятно было бы знать, имеешь представление о его характере? Ты же говорила, что не знакома с ним?
Но щучку таким прямым наскоком было не взять, и она быстро объяснила с приятной улыбкой на устах:
— Но ты же мне сам все рассказывал, дорогой, — и опять уставилась на меня.
— Вы ошибаетесь, я всего лишь секретарь. Характер у Алексея Степановича не сахар, но работать с ним можно, — ответила я безмятежным тоном, словно и не чувствовала оскорбительного тона и подтекста ее слов, пусть себе гадает, в самом деле я дурочка сладкая или же, наоборот, себе на уме.
— Ах вот даже как! Так вы, стало быть, вынуждены каждый день ходить на службу, работать целый день в такой ужасной обстановке, чтобы заработать себе, так сказать, на пропитание. — При этих словах она окинула уничтожающим взглядом мое платье, видно, под питанием она подразумевала исключительно тряпки, и продолжила: — Я бы так не смогла, это было бы слишком большим унижением для моей натуры, я так люблю свободу. Да я бы лучше с голоду умерла.