Светлый демон

Я стеснялась идти дальше. Возможно, я слишком плохо думаю о людях. В интернате крупицы добра и святости бултыхаются в грязном болоте зла и блуда. Но ведь мир не ограничивается сиротским приютом. Должны существовать нормальные отношения, где слова не расходятся с чувствами. Ирка Жаркова из благополучной семьи, это видно по ее фирменным шмоткам. Она должна быть чище меня.

И все-таки я двинулась дальше. Ради истины. Ради призывника с озорными глазами, которые умеют обжигать счастьем.

– Ого! Да ты не Гера, ты Геракл. У тебя такой мощный! – слышится бесстыдный женский шепот.

– Давай, начинай, – нетерпеливо требует парень.

Пьяные смешки прекращаются. Я крадусь сквозь темные кусты на другой звук. Сначала я не понимаю его природу. Но вот уже виден парень. Он по грудь торчит над кустами, его голова запрокинута, а глаза закрыты. Ирки не видно. Лишь частые скользкие звуки откуда-то снизу. Так чавкают влажные губы, когда ими жадно сосут… Нет, не карамельку!

Я – интернатская девчонка, и этим все сказано. Светло-карие глаза у меня от папы, белокурые волосы от мамы. Или наоборот. Я не знаю! И неизвестность гложет меня всю жизнь. Если вам про себя это известно, поверьте, счастье состоит вот из таких мелочей! А не из той грязи, которую сирота познает намного раньше вас.

Я прекрасно догадываюсь, что происходит за кустами, но всё еще надеюсь на чудо, которое должно быть, пусть не в моей, а в другой нормальной жизни, где любовь и верность ходят рука об руку!

Ладони раздвигают кусты. Чуда нет. Ирка на коленях перед спущенными штанами с яркими полосками. Толстые губы вытянуты, подбородок ходит туда-сюда. Носатый парень замечает слежку и ухмыляется.

– Тоже хочешь? Пристраивайся.

Ирка, не отвлекаясь, косит затуманенным взором. Я убегаю, не разбирая дороги, тело царапают хлесткие ветки. Сзади слышится глухой женский смех, по которому ясно, что рот у Ирки по-прежнему занят.

Еще через год я встретила Николая Демьянова.

В то время я уже работала в столовой медеплавильного комбината и выбежала на минутку из душной кухни на задний двор. Там разгружалась машина с продуктами. Шофер курил, стоя на дебаркадере. Я спиной почувствовала заинтересованный взгляд и ничуть не удивилась. Все девчонки на кухне ушивали халатики по фигуре и надевали их поверх белья. Белая ткань в меру просвечивала и привлекала мужское внимание.

– Привет, – послышалось за спиной. Я неохотно обернулась. – Помнишь, два года назад, я в армию уходил? На привокзальной площади?

Я обомлела, пораженная встречей с тем самым Колей, который порой мне даже снился.

– А я тебя помню, – продолжил он, думая, что я его не узнала. – Могу рассказать, в каком ты была платье.

Он в точности описал мою одежду, по-доброму вглядывался в лицо, а в его глазах неотвратимо разгорались уже знакомые колющие угольки.

– Ты кого-нибудь провожала в тот день?

– Нет, – поторопилась ответить я и, покраснев, призналась: – Я тебя тоже запомнила.

– Демьянов! – крикнула пышная заведующая столовой и сверкнула в меня глазами. – Принимай тару!

Он заторопился, спросил:

– Ты когда заканчиваешь?

– В шесть.

– Я тебя подвезу.

– Да мне тут близко. В общежитие.

– Всё равно подвезу! Жди! – и умчался.

После работы я специально замешкалась, чтобы ушли девчонки. Распустила хвостик, расчесала светлые волосы, которыми гордилась, и вышла в шесть двадцать. Ни Демьянова, ни его машины! В груди кольнула обида.

Не дождался, забыл. А может, пригласил другую? Ну и пусть! Не нужен мне такой!

Я прикусила губу и поплелась к проходной. Автобус в город, конечно, уехал. Следующий будет через полчаса. Я упрямо топала вдоль дороги, чтобы усталость набрала вес и придавила тоску. Сзади кто-то догнал, посигналил.

Не надо мне больше доброхотов!

А сверху знакомый голос:

– Прости, на базе задержали.

Я не знала – злиться или улыбаться.

– Меня Николаем звать, а тебя как?

– Света. – Губы дрогнули и расплылись в улыбке.

Он подал руку. В кабине было жарко, окна открыты, и ветер, издеваясь, доказывал бесполезность любых расчесок. Николай рассказывал об армии, и с его слов выходило, что служба состоит из подколок и шуток, которые, впрочем, я не все понимала. Я думала, знает ли он об Ире и какие у них теперь отношения.

– А Ира? – неосторожно вырвалось у меня. – Та девушка, которая тебя…

Я умолкла, заметив, как заиграли желваки на мужских скулах.

Выходит, знает.

Шутки как отрезало. Николай молчал, а потом вдруг выпалил:

– Все девки суки! У вас в интернате небось трахаются лет с четырнадцати? Или я оптимист? С тринадцати?

Я отодвинулась. За год «взрослой» жизни меня не раз попрекали интернатом. Уже два моих одноклассника загремели в колонию. Оба за хулиганку. Хватались за ножи в ответ на словесные обиды.

– Чего молчишь? А то я не знаю, что у вас там творится!

– Люди разные… В интернате тоже, – тихо заметила я.

– Дают, как только сиськи вылупятся? Да?

– Есть и такие, – согласилась я.

Грузовик внезапно остановился. Разогнавшаяся придорожная пыль залетала в окно, оседала на покатый капот.

– А ты? – спросил Николай, кося глазами на мои коленки.

– И что бы ты хотел услышать? Какую тебе надо?