Светлый лик смерти

Лариса улыбнулась. Все ясно, он терпеть не может объяснений и сложностей. Ему нужна женщина, которая отвечала бы его запросам, но с которой можно легко порвать, без риска увязнуть в выяснениях отношений и в назойливых звонках. Встретились, поговорили, позанимались любовью два или три раза – и до свидания. Никаких претензий, просто не подошли друг другу. А главное – никаких поводов для ревности. Наличие одной любовницы не исключает появления следующей, ведь в агентстве его номер дают многим дамочкам, и нет причин отказываться от встреч с ними. Не любит господин Дербышев постоянства, быстро ему подруги надоедают. А может быть, тут и сексуальные проблемы имеют место. С новой партнершей все хорошо получается, а как только он к ней привыкает, так полное фиаско. Такая патология тоже встречается.

Она быстро набросала первый вариант письма. Потом выпила кофе, полежала десять минут на диване, закрыв глаза и положив на веки марлевые тампоны, смоченные в настое ромашки пополам с чаем. Через полчаса, взглянув на текст, поняла, что в нем не все так, как надо, и быстро внесла исправления. На всякий случай решила дать письму «вылежаться» еще какое-то время, сходила в магазин за продуктами, приготовила себе диетический обед. В последнее время у Ларисы появилась склонность к полноте, совсем небольшая склонность, но меры нужно принимать своевременно, и она моментально села на жесткую диету, чтобы сохранить узкую талию и стройные бедра. После обеда письмо было окончательно отшлифовано. Лариса в конце указала свой домашний телефон. Она понимала, что лучше было бы указать номер абонентского ящика, но такого номера у нее не было. Можно, конечно, абонировать ящик, никаких проблем, но тогда Дербышев, если вообще заинтересуется ею, будет писать ответное письмо, а это еще больше затянет время. Нет уж, лучше телефон, так быстрее. Вложив в конверт свою самую удачную фотографию, Лариса заклеила его, вышла из дома, села в машину и поехала на почтамт. Если опустить письмо прямо на почтамте, оно окажется в ящике Дербышева уже завтра.

* * *

Доставленный из камеры Виктор Дербышев долго разглядывал свою фотографию.

– Мне трудно сообразить, где это было, – наконец произнес он. – Но определенно не на работе. Я никогда не прихожу в офис в джинсах и джемпере.

– А куда вы ходите в джинсах?

– Ну, в баню, например. За город езжу. Дома в них хожу. В магазин. Я не знаю, где меня сфотографировали в таком виде.

– А вы посмотрите на антураж, – попросил Коротков. – Сбоку явно виден угол каменного дома, причем не высокого, максимум этажа три. И деревья вокруг. Вы в какие бани ходите?

– В Сандуны.

– Да, это точно не они. А за город? У вас дача?

– Нет, дачи нет. За город я езжу заниматься верховой ездой.

– Куда именно?

– На восьмидесятый километр по Киевской дороге. Там есть такой клуб… – Дербышев запнулся, потом вызывающе глянул на Короткова. – Элитный. В этом клубе занимаются видные политики и бизнесмены. Я надеюсь, вы не собираетесь их беспокоить своими расспросами?

– Собираюсь, – кивнул Юрий. – А почему бы и нет?

– Но послушайте… Мало того, что меня заперли в камеру без всяких к тому оснований, вы еще и репутацию мне испортить хотите? Пройдет три дня, и ваш следователь с позором придет ко мне извиняться, потому что я ни в чем не виноват и к вашей убитой блондинке отношения не имею. Хорошо еще, если в моей фирме к вашим следственным ошибкам отнесутся с пониманием и не выгонят меня. Но если вы начнете распространять слухи о моей виновности в среде людей, чьим мнением я дорожу, я подам на вашу контору в суд за нанесение морального ущерба. Имейте это в виду.

– Поимею, – усмехнулся Коротков. – А кстати, вам ничего не говорит фамилия Стрельников?

– Стрельников? – удивленно переспросил Виктор.

– Да, Стрельников Владимир Алексеевич.

– А он кто?

– До недавнего времени был президентом Фонда развития и поддержки гуманитарного образования. Слышали о таком?

– Нет, никогда.

– А вообще про Фонд слышали?

– Нет. Я работаю в другой сфере, с проблемами гуманитарного образования не соприкасаюсь.

– Значит так, Виктор Александрович, я отправляюсь в ваш элитный клуб любителей конного спорта, а вы, пока суд да дело, подумайте над тем, не могла ли ваша жизнь где-нибудь пересечься с господином Стрельниковым. Договорились?

– Послушайте, перестаньте играть в демократию, – вспылил Дербышев. – Не надо делать вид, что вы можете о чем-то со мной договориться полюбовно. Вы держите меня в кутузке, я полностью в вашей власти, и сейчас у вас есть все возможности издеваться надо мной и унижать меня. Сейчас вы мне приказываете, и не думайте, что я этого не понимаю. Не старайтесь меня задобрить и представить дело так, будто меня лишили свободы в моих же интересах. Я все равно буду жаловаться на ваш произвол и подам на вас всех в суд. Все инстанции пройду, но добьюсь, чтобы вас и вашего следователя Ольшанского уволили с работы. Не пытайтесь сделать из меня своего союзника, ничего у вас не выйдет. Я перетерплю эти три дня, а когда меня выпустят отсюда, мы еще посмотрим, кто из нас прав, а кто виноват.