Светлый оттенок тьмы

— Сурьи пятый день нет. Но он, бывало, и дольше бродил по горам. А Ореста… он ведь третьего дня ящера гонял? Потом улетел куда-то.

— Так и я о том, — кивнул Себрий.

— Ирвальд будет зол, если это правда. Но с чего б они подались в Залесье?

— Говорят, на голых девок посмотреть, — Себрий прокашлялся, отводя взгляд в сторону.

Позади раздался заливистый смех. Ярушка обернулась и увидела дочерей, трясущихся от хохота. Даже Флоризель смеялась и улыбалась одной из тех редких светлых улыбок, которые делали её немного хорошенькой.

— Только отцу не обязательно знать, — пробормотала Ярушка, а в глазах её блеснули озорные искорки, — кто-нибудь знает, где сейчас наши гуляки?

— Я могу позвать Ореста, — сказала Рейна, — только отец тоже услышит. И потребует рассказать, что случилось.

— Не стоит. Есть другой способ?

— Нужно вернуться в замок.

— Мне всё равно уже надоело.

Ярушка поднялась с кресла и велела Себрию расплатиться с торговцем. Толстяк, получив монету, елейно улыбнулся, завернул каравай в белое полотенце и вручил зверолюду. Себрий понюхал хлеб, поморщился и сунул под мышку.

В замок добрались быстро. Ярушка чувствовала, как веселье в душе сменяется тревогой. Сыновья её с детства привыкли шататься по Межгорью — здесь им ничего не угрожало. А вот человеческий мир был другим. Для людей они были чудовищами, которых непременно следовало убить. Люди бывали смелыми перед лицом напасти. И если Орест вполне мог с ними совладать, то у Сурьи почти не было шансов. Что если его ранили?

Ярушка взбежала по лестнице и бросилась в комнату дочери, волоча её за руку, с такой прытью, что Рейна едва поспевала за ней, изумлённо хлопая ресницами.

— Давай, — потребовала Ярушка.

Рейна достала из сундука блюдце, вылитое из серебра, и небольшое яблочко — красное, с наливными боками. Флоризель, незаметно проследовавшая за ними, хмыкнула.

— И это твоё хвалёное колдовство? Говорящее яблоко?

— Тише, — прикрикнула на неё мать.

Рейна сжала яблочко в кулаке и прикрыла глаза, шепча заклинание, затем бросила его на блюдце. Серебряная гладь задрожала и пошла рябью. Яблоко завертелось, подпрыгивая, и неожиданно исчезло. В центре блюдца показалось белое пятно. Оно становилось шире, пока не закрыло всё серебряную поверхность.

— Что это?

— Облака. Они летят в облаках.

Ярушка склонилась над блюдцем, глядя на сыновей, несущихся по небу, будто два сокола. Пряди волос развивались по ветру, сверкая в лучах полуденного солнца. Ярушка почувствовала, как сердце замерло в груди: какие же славные и пригожие её молодые сыновья.

— Ну, всё, — сказала Рейна, проводя рукой над блюдцем, — долго нельзя, а то яблочко засохнет. А оно ещё пригодится.

Не успела Ярушка и глазом моргнуть, как образ сыновей исчез, а перед ней опять лежало блюдце, а сбоку — яблочко, уже не такое румяное и чуточку сморщенное.

— Всё в порядке, — улыбнулась дочь.

— И, слава Богу.

— А где Флоризель? — насторожилась Рейна, подозрительно оглядываясь вокруг. Сестра исчезла внезапно и явно неспроста. Может, успела что-то стащить? Рейна метнулась по комнате, но не заметила никакой пропажи.

— Может, ей стало скучно?

— Да брось, мама. Она что-то затеяла…

— Почему ты всегда думаешь худшее? — Ярушка огорчённо вздохнула.

— Потому что… — Рейна не договорила. Глаза её полыхнули синим пламенем, а губы скривились в усмешке, — ну конечно! Отец в замке. Побежала ябедничать.

— Но когда он успел?

— Когда мы колдовали. Кстати, Ореста я тоже чую. Он совсем рядом.

— Идём.

Ярушка со всех ног помчалась вниз. Обеденный зал был пуст. В коридорах ей встретились лишь тени. Зельды тоже не было видно. Ярушка выбежала в сад, и тут кто-то схватил её за подол.

— Не знаю, кого ты ищешь, — сказал Миклош, выбираясь из тернового куста, — но хозяин на конюшнях. Он только что прилётел и выглядел не слишком довольным.

— Спасибо.

— Кстати, туда только что пошла Флоризель.

Ярушка охнула и, подобрав юбки, поспешила к конюшням.

Ирвальд стоял возле ядокрыла, задумчиво поглаживая его перья. Юрей фыркал и встряхивал головой, наслаждаясь лаской. При виде хозяйки он радостно заклекотал, однако Ирвальд даже не обратил внимания, погружённый в свои мысли.

Лицо его было суровым. На лбу пролегли глубокие складки, нахмуренные брови сошлись в одну линию. Сердце зачастило, а волосы зашевелись, струясь по плечам мелкими блестящими змейками. Он чувствовал, как приближаются сыновья.

Ирвальду вдруг стало так горько, что он невольно сжал ладонь в кулак, захватывая перья. Юрей вскрикнул от боли и попятился назад.

Орест лихо ворвался в конюшни верхом на ядокрыле. Резко остановил Канема, и тот встал на дыбки, бешенно хлопая крыльями. Сено взметнулось в воздух, а по всей конюшне пронёсся возбуждённый клёкот.

Орест сверкнул глазами и соскользнул со спины зверя. Обнажённая грудь сверкала капельками пота. Увидев отца, княжич на мгновение растерялся, но затем улыбнулся и поднял ладони вверх.

— Клянусь, я надел кафтан. Но потом потерял.

— Это правда, — подтвердил Сурья с порога.

В отличие от брата он спешился ещё во дворе и повёл Ярона в конюшню под уздцы.