Та не ответила, лишь схватила её за голову и повернула лицом к костру. И тут она всё поняла и закричала так, что в ушах зазвенело от собственного крика, а по щекам потекли слёзы — горькие и колючие, как ледяная вода.
— Умница, — похвалила её женщина, — нужно кричать и плакать. Как можно громче. Так освобождаются силы твоей матери.
Марьялу окружили трое мужчин и одна женщина. У каждого в руках было по одному концу цепи. Они дёргали за концы и тащили Марьялу в костёр. Она даже не сопротивлялась — это было бесполезно. Пламя приняло её, поглотив целиком, и тут же в небо полетел столп разноцветных искр. Они осыпались на стоявших рядом существ, и те искренне радовались и даже смеялись, ловя искры руками, подставляя им волосы и обнажённые части тел.
Кьяра больше не могла плакать. Дрожала всем телом и задыхалась от напавшей икотки, но по-прежнему не сводила глаз с костра. Мамы больше не было видно — она словно растворилась, и Кьяра поняла, что больше никогда её не увидит. Она прижалась щекой к камню и прикрыла глаза.
— Видела? — ликующе спросила женщина Кьяру, как вдруг замерла и протянула к ней свою худую ладонь. Однако дотронулась не до неё, а до кургана.
— Сияет, — задумчиво пробормотала она, внимательно глядя на Кьяру, — надо же, ярилица! Неслыханная удача…
К ним подошёл Лавр, и женщина показала ему небольшую сияющую полоску на каменном кургане. Они стали говорить о чём-то ей совершенно непонятном, а сейчас и вовсе безразличном. Кьяра опустилась на землю, чувствуя, как под ней разливается лужа.
Большая девочка…
Совсем большая…
Раньше она никогда не думала о смерти, разве только, как о постороннем неприятном событии, от которого хотелось держаться подальше. Но теперь она ясно понимала, что хочет умереть…
Неожиданно что-то кольнуло её в запястье. Крошечное существо проворно взобралось по одежде вверх, лизнуло её холодную липкую щеку и, задрожав, спустилось ниже и юркнуло под платье. Свернулось клубочком на груди и замерло, как будто уснуло.
— Вишанка.
Губы невольно растянулись в слабом подобии улыбки. Как она нашла её? Спустя столько дней? Впрочем, сейчас это было не так уж важно. Эта маленькая змейка — всё, что у неё осталось…
Глава 2. Пепел надежд
— Дитя моё, пойдём!
Голос Лавра был сладким, как патока, но она знала, что он хуже самой ядовитой гадюки. Кьяра ненавидела его голос. Ненавидела его. Ненавидела всех. И люто боялась.
Поэтому послушно встала и побрела, куда он велел.
— Вот наша маленькая упырка.
Кьяра не поверила своим глазам, когда вдруг увидела деда. Затем расплакалась и бросилась к нему. Однако Свит Ведич был почему-то холоден и просто взял её за руку.
— Надеюсь, я больше никогда не увижу тебя, Лавр, — сказал дед и повёл Кьяру за собой.
Снаружи их ожидали несколько волхованцев. Лица у всех были кислыми, без тени улыбки. Дед усадил Кьяру на лошадь и взобрался следом. И они уехали — далеко-далеко от проклятого логова упырей.
Кьяра дрожала от волнения. Ей всё не верилось, что муки её окончены, и больше не будет упырей. Первый лучик радости в бесконечной печальной мгле.
Хотя мир её уже никогда не станет прежним.
И она снова заплакала. Слёзы текли по щекам, леденея на холодном ветру…
Дед привёз её в свой замок. Кьяра редко там бывала, и всё вокруг казалось чужим.
Свит спустил её на землю, передал поводья подскочившему конюшему и, не глядя на Кьяру, пошёл вперёд к огромной двери, украшенной причудливыми рисунками. Кьяра немного попрыгала, разминая затёкшие ноги, и побежала за ним.
— Дед, я есть хочу, — заявила она с порога, — очень сильно.
— Хорошо. Велю тебя накормить.
Слуги быстро собрали на стол. Кьяра бросилась на еду не хуже бродяжки, запихивая в рот всё, до чего смогла дотянуться, не вставая со стула. Она так изголодалась, что даже гнилое яблоко показалось бы ей лакомством. Украдкой она сунула кусок пирога под платье, и Вишанка тотчас же схватила его крохотными цепкими лапками.
Кьяра ела, пока не почувствовала, что вот-вот и лопнет. Никто ей не мешал. Хотя в прежние времена мать уже стала бы ругаться.
Мать… Боль резко пронзила всё её существо, с головы до ног. Переполненный желудок взбрыкнул, и Кяьра едва успела соскочить со стула и отбежать от стола, как её вырвало.
— Прости, — виновато сказала она деду. Тот лишь поморщился.
— Нечего было набивать живот, как…
— Я давно не ела…
— Тебя не кормили?
— Кормили. Кровью. Мне не нравилось.
— Вот и хорошо, — лицо деда заметно посветлело.
— Мамы больше нет, — вдруг сказала Кьяра.
— Знаю, — поморщился Свит, и на глаза его снова набежало то самое холодное выражение, — они принесли её в жертву.
Кьяра не поверила своим ушам. Дед так спокойно говорил об этом, будто речь шла не о его единственной дочери, а о совершенно чужом существе. Впрочем, она не сильно хорошо его знала. Большей частью, по рассказам матери, а она не сильно любила болтать, в отличие от отца. Возможно, и дед такой же.
— Почему они меня отпустили? Я думала, что никогда не отпустят.
Свит Ведич ответил не сразу. Он долго смотрел в лицо внучки — такое юное, такое невинное, но уже подёрнутое печалью. Затем решился.