— И на упырку совсем не похожа, — задумчиво пробормотал Орест. Затем снова опустился на четвереньки, посадил гамаюна на спину и пополз обратно. Он видел достаточно, чтобы осознать: без подмоги нечего было и думать, чтобы затевать войну.
Вот только откуда её взять?
Самое разумное было вернуться к отцу и рассказать обо всём, что творится. Они бы собрали войско и вытравили упырей. Хотя, зная отца, всё могло обернуться и по-другому. Он мог бы обратиться к Совету и потребовать расторгнуть брак.
Орест понимал, что так для него даже было бы лучше. Снова свобода, снова жаркие объятия ведьм. И мягкая постель, в которой можно уснуть без боязни опять быть высосанным до самого донышка…
На как же, дьявол, не хотелось, чтобы отец снова решал за него! И владыки соседних Гор уж точно начнут смеяться, ведь раньше они давились от зависти…
И больше не будет в его жизни прекрасной и коварной ярилицы…
Нет, он сам должен думать, как избавиться от упырей.
Они осторожно пробрались через лес, миновали поле, и Орест снял морок. Гамаюн радостно взмахнул крыльями и взлетел.
— Хорошо-то как! Не привык я на плечах кататься. Жарко. Да и волосы твои скубли мои перья.
— Это чтоб не наглел, — хмыкнул Орест, и тут же лицо его стало суровым, — слушай, вездесущий шнырь, а нет ли у тебя мыслишки, где б моя змеина могла прятать свои богатства?
— А что — все-таки удрать надумал да золотишка прихватить?
— Вот ещё! Отец мой князь и далеко не беден. Так что в Межгорье мне её золото ни к чему. Но здесь у меня ничего нет.
— Я слышал, ты славно торгуешь тенями.
— Этого мало. Я хочу собрать войско. Ходят слухи, что дьяволы песков охотно дерутся за деньги.
— Эх, — вздохнул гамаюн, — не связывался бы ты с ними. Они коварны. Прогонят упырей, да сами займут их место.
— Это не твоя забота.
— Как знаешь. Только денег тебе не видать. Упырка прячет их в надёжном месте.
— Ты знаешь где?
— Ещё бы. Это все знают. Даже упыри. Она прячет кристаллы в подземном озере. А его охраняют щекотуны. Такие маленькие, гадкие…
— Хватит, — отмахнулся Орест, — сталкивался уже. Веди меня туда.
— Эй, княжич, ты в своём уме? Их плевки так пекут…
— Я же сказал: веди!
Черноклюв вздохнул и поднялся в воздух.
— Ну, пошли.
На этот раз путь был не близок. Орест слегка подустал и ругал себя, что не додумался взять с собой ящера. Тому преодолеть поле — пару прыжков. Орест же брёл среди цветов, уже с ног до головы покрытый жёлтой пыльцой, и постоянно чихал. Ох, и не нравились ему эти жёлтые цветы…
Черноклюв привёл его к небольшому пруду. Высокие берега, покрытые мхом и непонятной слизью, низкие ивы с изогнутыми чуть ли не до земли стволами, полоскали скудные ветки в затхлой и смердящей болотом воде. Среди ветвей Орест заметил дыру. Стало быть, это и есть вход в сокровищницу. Выглядело мрачно, и совсем не хотелось туда соваться, к тому же Орест заметил уже знакомые ему чёрные бусинки глаз. Их было сотни, если не больше. Он достал меч и выставил впереди себя.
— А ну, пошли вон отсюда!
Однако щекотуны даже не дрогнули. Тогда Орест отодвинул ветви и прыгнул в воду. И тут в него плюнула первая тварь. Он охнул, схватившись ладонью за щёку.
— Надо же, больно!
— А то, — хохотнул Черноклюв, но тут же схлопотал комком болотной жижи.
Между тем щекотуны повалили из своих укрытий и стали плеваться. Потоки едкой жгучей слюны растекались по лицу Ореста, и он закрыл глаза, чтобы не обжечь. Однако твари продолжали изливать на него свою колдовскую дрянь, пока он не выскочил из пруда и не помчался, куда ноги несли, как оголтелый. Лицо, руки — всё, куда попала слюна, невыносимо пекло. Орест рычал и катался по траве, вытирая едкую дрянь, однако легче не становилось. Он уже выл, готовый содрать с себя кожу, лишь бы перестало печь.
Гамаюн кружил рядом, обдавая его ветерком из-под крыльев, однако это было слабым утешением.
Лишь через несколько часов боль унялась, и Орест смог расслабиться, погрузившись в исцеляющий морок.
— Я больше не пойду туда, — пообещал он вслух, едва шевеля губами.
— Ты, можно сказать, ещё легко отделался, — осторожно заметил гамаюн, — славно, что можешь лечить себя. Простая нечисть сходит с ума, страдая неделями.
— В Межгорье они не такие злые.
— Эти тоже, если просто пугают. Но сейчас ты пришёл, размахивая мечом, отнять у них вверенное им добро.
— А, чтоб им пусто было!
— Пусто пока что у тебя, — ляпнул гамаюн, но, поймав разъярённый взгляд Ореста, прикусил язык и отлетел подальше.
— Что будешь делать?
— Не знаю, глупая птица. Отстань…
День целиком не задался. И вечер уже поливал макушки деревьев багряными лучами заходящего солнца. Орест устал, и веки как будто налились свинцом. Он перевернулся на живот, положил голову на руку, согнутую в локте, и провалился в сон. Черноклюв устроился рядышком и тоже задремал, лишь изредка приоткрывая левый глаз, чтобы убедиться, что всё в порядке, и к ним не подбирается ещё какая-нибудь тварь.