Я согласно покивала, опустив ресницы и пряча тоскливые и одновременно ехидные огоньки в глубине глаз. Прости меня, Тройдэн, за эту беспардонную ложь, но мне так нужно было прикрыться хоть чем-нибудь, иначе Инната наверняка не успокоилась бы, пока не спихнула меня в жены какому-нибудь светлому!
— Ну ничего. Пять лет — это не вся жизнь, — принялась утешать меня она. — Ты вернешься в Темную Империю и обнимешь своего Троя. Давай выходи к зеркалу, посмотри, какая ты красавица!
Я сдуру послушалась и через секунду едва не растоптала двинувшуюся следом Иннату, в ужасе шарахнувшись назад в примерочную, подальше от своего отражения в огромном зеркале, которое услужливо держала продавщица. То чудище, которое светлая легкомысленно назвала красавицей, лично я бы не взяла даже на вакантную должность огородного пугала — иначе все семена просто-напросто не стали бы всходить, прячась под кожурой от подобного кошмара, а уже проросшие полегли бы в ужасе. Нет, цвет, в принципе, был очень даже ничего темно-оливковый, довольно-таки мрачный, он отлично подчеркивал мои зеленоватые глаза и восковую бледность кожи. Но цветом достоинства данного шедевра портновского искусства и ограничивались. Платье жало в груди, давило на живот, натирало плечи и казалось просто каким-то балахоном, по недоразумению сшитым из красивой дорогой ткани и напяленным безумной девицей под воздействием тоски по возлюбленному и бестолкового решения впредь не нравиться никому и никогда.
— Ну и что тебя смущает? По-моему, все просто здорово! — снова восторженно запрыгала вокруг меня Инната. Продавщица поддерживала ее ажиотированное веселье профессионально-любезными улыбками. — Посмотри, сидит-то как замечательно! Будто специально для тебя шили! Правда, цвет слегка подкачал, но зато фасон стильный и модный. Вот спорим, твой Трой, если увидит тебя в таком платье, просто потеряет дар речи от восхищения?!
Ой-ой-ой… В том, что бедный Тройдэн не сможет выдавить ни звука, никто и не сомневается, вот только молчать он будет отнюдь не от восторга, а по причине совершенно противоположных чувств.
— Ой, какая я неловкая! Прости, Дивейно, я не хотела напоминать о… Ну, в общем, не грусти, ладно? Пять — это же не так уж много, тем более для искусницы, — разахалась Инната, отнеся мое перекошенное лицо на счет каких-то других страданий — не эстетических, а душевных, вызванных разлукой с дражайшим женихом. Впрочем, я действительно могла совершенно искренне и чистосердечно сказать, что очень соскучилась но Трою. Да и по Темной Школе, если быть совсем откровенной, — тоже. — Ну, не расстраивайся. Возьмем для тебя это платье, да? Смотри, как хорошо сидит!
— Нет! — громко выдохнула я, поворачиваясь к зеркалу спиной и, изогнувшись, недоверчиво обозревая топорщащиеся сзади складки. Светлые девушки удивленно вытаращил глаза и раскрыли рты, да так, что пришлось поспешно подыскивать приличное и уважительное объяснение своему категорическому отказу: — Э-э-э… Ну, оно мне в поясе и груди очень жмет.
— Ничего страшного, госпожа искусница, — мигом заулыбалась продавщица, восторженно тряся прической. Ее короткие светлые волосы, завитые тугими колечками, вызывали ассоциации с овцами и баранами. — Вам же наряд к вечеру нужен? На бал, наверное, собираетесь? Ну, так до его начала мы наилучшим образом подгоним платье по вашей фигуре.
— Нет, нет! Зачем же вам напрягаться? — беспомощно лепетала я, отступая в примерочную, словно надеясь найти там защиту. — Я лучше другой наряд подберу, тем более что цвет и впрямь какой-то странный…
— Ну конечно, оно и будет жать в поясе! — хлопнула себя ладонью по лбу Инната. — Мы же корсет на тебя не надели!
— Что? Какой еще корсет?! — ужаснулась я, мигом вспомнив тесные клетки-душегубки, в которых щеголяли школярки из богатых семей, и представив ее на себе. — Не надо! Не хочу! Я лучше так как-нибудь потерплю!