Свето-Тень

— Не суди, — встрепенулась я. — Выслушай. Он обрел Силу много раньше, чем в него вложили императивы добра и зла. Немногие из взрослых совладали бы с такой чудовищной мощью, и с искушениями, что она несла. А научить его было некому. Я искала, Ана, очень дотошно искала упоминания об обладателях подобной Силы. В истории Империи Тод — третий. Предыдущих… обезвреживали… уничтожали, если начистоту, их же учителя совместно с Творцами тех времен, скопом.

— Еще немного, и я начну жалеть малыша. Ирина, ты просто великий оратор, такой талантище пропадает!

— Не иронизируй. Как бы то ни было, Тода больше нет. А ты мне нужна… Будешь нужна.

— С чего ты взяла?

— Знаю.

Бесконечное ожидание убило панику, на ее месте воцарилась апатия.

Последние восемь суток я бессовестно оккупировала второе кресло в рубке управления, почти изжив из нее Кетлера, нового капитана «Странника». Я срослась с этим креслом, дремала в нем, в нем же пила что-то энергетическое, изредка проглатывала какую-то пищу — так же, не вставая с кресла. Одного в нем было не сделать, и пару раз за день приходилось-таки покидать свою вахту, по причине чисто человеческих нужд.

На громадном экране в режиме реального времени снова роились мотыльки. При этом мотыльки в центральной части, плотно сгрудившиеся вокруг затемненного шара, были подсвечены красным, а внешняя сфера с раскинутыми в стороны рукавами-протуберанцами — зеленым.

Алое — криоги, зелень — люди. Сам принцип подсветки бы обусловлен различиями в конструкциях кораблей, но подробнее — к Ане или механикам.

Криоги оставили все, чтобы оборонить свой главный мир. Космические верфи, планеты-сателлиты, спутники-фермы — все было брошено. Как полагало руководство Имперского флота, криоги спасали тетрархов — верхушку религиозной и государственной иерархии Оплота.

Я знала другую причину, значительно более важную. Дети. На Дите находился инкубатор, вне которого заключенные в мягкую оболочку зародыши не могли развиться. Тетрархи умерли бы за своих детей, и не имело значения, от их ли слияний те происходили.

Я знала, но продолжала молчать. Получи это знание флот — и у планеты не останется ни единого шанса уцелеть, они разрушат ее любой ценой, ведь гибель Дита — почти гарантия, что через сотню лет Оплот Кри не возродится в иной отдаленной точке Вселенной.

«Стереть с лица»… Таково было желание Брендона и всего человечества. Но не мое.

«Молчащие мертвые говорят на простом языке. Разорванные в клочья поют одну и ту же песню. Мир для них — это крест на могиле. Война для них кончилась вместе с жизнью»…

У этой реплики из театральной постановки было продолжение, но оно, как и имя автора, растворилось в беспамятьи, как мрак стирает краски дня…

По бездонному ущелью неизменно течет река и тумана, каменные уступы над ним не стали надежнее, но страха низвергнуться в бездну уже не вернуть. Мне больше некуда падать…

Изменница-память насмешливо нетороплива. По крупинкам, по обрывкам воспоминаний, собираю я картину своего падения… Пока — не слишком-то успешно.

Хозяина здешний владений я видела только раз, когда очнулась. После чего? Знать бы самой… Он охнул, проделал странный пасс сведенными кистями рук и… испарился.

С тех пор я в гордом одиночестве слоняюсь от подножий скал к ущелью. И обратно. Иногда идет дождь. И, по-прежнему, тоскливо и натужно завывает ветер.

Все, как и раньше. С одним отличием: теперь я этого не ощущаю.

Давно я тут? Сколько воды протекло по лону клепсидры?.. Вопрошать у тумана — без толку, а в обиталище Стража Границы большой дефицит на прохожих с календарем или наручными часами.

Частенько я ловлю себя на мысли: умерла я или банально свихнулась? Ведь раз я так долго «тут», то «там» — в реальном мире — меня нет, логично же, верно?..

Я пытаюсь разгадать сей ребус, заодно изгаляюсь над собственной эпизодической памятью и взираю на привычные пейзажи. И, как ни странно, пейзажи мне нравятся много больше, чем остальное. Привыкла? Научилась мыслить без привязки к стандартам? Может, прониклась гармонией сверхъестественного?.. Вон, даже стихи начала сочинять…

Здесь царство снов,
Страна абсурда и фантазий,
И понимаешь, отпуская фразу,
Что тут не звучен голос слов…

Бред? Ага. Бездарность? Не удивительно. С катушек съехала? Да кто бы сомневался!

А почему над ущельем нет смены дня и ночи, и никогда не бывает солнца?..

Память вернулась с грозой, в свете острых фиолетовых изломов. Гигантские искровые разряды метались внутри облаков, лишь изредка опаляя землю. Казалось, чернильные небеса с ежесекундно вспыхивающими росчерками вот-вот рухнут.

Грома не было. Воздух отчетливо пах серой. Вот он, сущий небесный ад!

И в этом светящемся безумии, в вездесущем электрическом кошмаре, когда мое сознание было пустым, как оставленная моллюском раковина, а дух — ошеломлен, на меня снизошло настоящее сатори. Пелена «сна неведения» спала, растворилась в ломаных безгромовых всполохах.

Кажется, тогда я начала кричать.