Начиная с 1946 года бельгийский психолог Альберт Мишотт (1881–1965), изучавший восприятие причинности, поставил серию ставших классическими экспериментов. Он сконструировал устройство, позволявшее выводить на экран два движущихся “шарика”. Мишотт контролировал размеры “шариков”, их цвета и характер движения. Каждый из них мог двигаться влево или вправо и начинать движение с любой заданной скоростью в выбранный им момент. С помощью этого устройства Мишотт мог изучать, как люди воспринимают движение. Сначала он выяснил, что испытуемые часто описывают движение одного “шарика” как следствие движения другого. Затем Мишотт продемонстрировал, что очень небольшие изменения в характере движения “шариков” приводят к кардинально разной интерпретации причинно-следственных связей. Мы видим причинно-следственные связи даже там, где их нет.
В эксперименте Ицхака Фрейда, Чарлза Уилсона, Кэтрин Макдоналд и Эрика Бенке (см. Nature,
Наш мозг не слишком хорошо справляется с ситуациями, которые кажутся беспричинными. Выиграв в лотерею, часто говорят: “Это рука судьбы!” или “В тот момент, когда я покупал билет, у меня было необычное чувство, что мне повезет”, хотя единственная причина – случайно доставшийся номер.
Джастин Баррет, профессор психологии в Фуллеровской семинарии в Пасадене, штат Калифорния, изучал, как наши когнитивные процессы могут формировать религию. В своей книге “Прирожденные верующие: наука о детской религии” Баррет объясняет, что с самого раннего детства маленькие дети склонны верить: за всем происходящим стоит скорее кто-то, чем что-то[69]
. Когда маленькая девочка ударяется головой о стол, она вполне может ударить стол в ответ и сказать ему: “Какой ты вредный!” Девочка рассматривает это событие как нечто специально подстроенное неким агентом, каким-то сознательным существом, а не просто как результат механических физических процессов. (Для наших целей агентом можно считать нечто, обладающее целью или намерениями, другими словами – разумное существо. Мы, естественно, стремимся различать объекты, такие как камни, палки и печи, и агентов, таких как люди, животные и, возможно, пришельцы и/или боги.) Мы, люди, склонны переносить на неодушевленные вещи из нашего окружения человеческие свойства и находить вокруг себя агентов. Баррет полагает, что у нас есть специальная когнитивная способность, которую он называет “сверхчувствительное устройство опознавания агентов”[70].Я выхожу на крыльцо полюбоваться приближающимся закатом и в тот же момент краешком глаза замечаю какое-то странное дрожание. Это просто колышется на ветру ветка цветущего куста или в сад забрался грабитель? Н-да, даже если я ошибаюсь, то лучше уж буду считать, что в саду какой-то субъект (агент), а не просто неодушевленный объект. Дело в том, что для выживания и безбедного существования в этом мире лучше ошибиться и принять за разбойника подрагивающие ветки куста, чем принять разбойника за куст. Конечно, сотни тысяч лет назад в саваннах этот общий принцип был очень важен. Когда видишь трепещущий на ветру куст, лучше по ошибке принять его за тигра, чем увидеть тигра и подумать, что это просто трепещущий куст. Способность наделять свойствами агентов простые объекты окружающего мира явно важна для нашего выживания.
Можно думать, что это естественный отбор позаботился о такой неотъемлемой части механизма “береженного бог бережет”, как чисто человеческая склонность везде видеть агентов и умысел. Именно поэтому психолог Барретт назвал встроенный в нас детектор выявления агентов “сверхчувствительным”. И точно так же, как маленькая девочка, ударившаяся головой о “вредный” стол, мы все очень легко ошибочно принимаем неодушевленные предметы за одушевленные, имеющие свои собственные цели, но не наоборот (и в этом нам повезло!). Такого рода полезная когнитивная сверхчувствительность, выработанная в процессе эволюции, может отвечать за то, что мы боимся темноты или верим в духов, пришельцев, обитающих в НЛО, и так далее.