— Я варил холодец! — повысил голос Хельм, которому надоели эти увертки, и в доказательство достал из холодильника один из пластиковых контейнеров. — Вот! Смотри!
Супруг присмотрелся к холодцу, сморщил нос и поинтересовался:
— А что ты с ним собираешься делать?
— Съесть.
— Только так, чтобы я этого не видел, — похмельный Эрлих попытался придать себе надменный вид. — Я не желаю смотреть, как ты ешь эту дрянь.
— Что тебя на этот раз не устраивает? — вспылил Вильхельм. — Тут нет никакой химии. И уши, и крылья, и хвосты были натуральными. В чём дело?
— Это отбросы всякие. А ты их сварил и собираешься есть.
— Эрлих… Холодец — наше национальное блюдо. И я его приготовил по традиционному рецепту.
— Холодец варят из нормального мяса.
— Из мяса варят бульон.
— А в него добавляют желатин, и получается нормальный холодец, без всяких там отбросов и отходов внутри, — парировал муж.
— А из чего, по-твоему, делают желатин?
Отвечать на провокационный вопрос Эрлих не стал. Он попытался подняться с табуретки и гордо удалиться. Исполнению плана помешали прилипшие к полу тапочки — вчера Хельм хозяйствовал неаккуратно, и залил кухню лужицами бульона. Сегодня последствия проявились во всей красе — создавалось впечатление, что в помещении провели влажную уборку с клеем.
Уподобившись ящерице, отбрасывающей хвост, чтоб не попасть в зубы к врагу, Эрлих ушел из кухни босиком, отставив тапки разозленному Вильхельму. Останавливать супруга и ввязываться в очередной круг препирательств не хотелось. Хельм слазил в холодильник, достал пакет с отложенными костями, покормил дворняжку, выпил стопку водки, съел миску холодца, сдобренного горчицей, и повеселел.
«Но ведь ревнует же… придурок. Ладно, не буду его трогать. Покипит и утихнет. А я пока порядок тут наведу».
От уборки кухни Вильхельма оторвал звонок зятя. Услышав, что за температурой и самочувствием теперь будет следить внезапно прибывший Эрлих, Ансельм забеспокоился:
— А что, мы войну кому-то объявляем? Эдвард вроде бы не приезжал… а если и приехал, то со мной не связывался.
— Ни войны, ни скандалов, — поспешил успокоить зятя Хельм. — Эрлих просто соскучился.
— О! Вам можно позавидовать. А как холодец? Застыл?
— Прекрасный вышел холодец! — с чувством проговорил Вильхельм, услышавший скрип половицы за дверью кухни. — Я только что съел порцию, и, честно говоря, собираюсь повторить. Очень вкусно. И… Ансельм, передайте мою благодарность… э-э-э… вашему другу за советы.
Закончив разговор, Хельм прислушался. Шлепанье босых ног удалилось в сторону спальни.
«Ну и сиди, дуйся. Жрать захочешь — вылезешь».
Он закончил уборку и достал вторую миску с холодцом. Хотелось — чисто для разнообразия — съесть еще одну порцию с хреном, но в магазин идти было лень.
«И так хорошо, — подумал Вильхельм, наливая себе еще стопку водки. — И черный хлеб есть… хорошо!»
— Бывает растительный желатин, — неожиданно заявил Эрлих, неслышно пробравшийся в кухню. — Его из семечек всяких делают и из водорослей.
Хельм промолчал и подцепил на вилку очередной кубик холодца. Муж встал за спиной, притерся обтянутым майкой животом к его лопаткам, и добавил:
— Только он хуже липнет. И еще всякие побочные эффекты использования есть.
— Хочешь попробовать? — не желая слушать о желатине из водорослей, спросил Хельм и вонзил вилку в следующий кубик.
Проголодавшийся Эрлих явно стремился к «мировой» — слопал полторы порции холодца, рассказывая о вчерашнем праздничном фейерверке в честь дня рождения матери, именинном торте и сварах с Эдвардом. Когда в болтовне возникла пауза, Вильхельм, не желая ходить вокруг да около, поинтересовался:
— Это драгоценный братец тебя накрутил разговорами о любовниках? Небось, бесился, что Ансельма нет, и тебя заодно подначивал.
Муж скривился и неопределенно мотнул головой.
«Точно Эдвард налязгал. Больше некому».
— Наелся? — Вильхельм подавил вздох — «ну кого он слушал? Как можно скользкого братца слушать?» — и дернул Эрлиха за майку: — Если наелся, пойдем в кровать. Меня после водки разморило… поваляться охота.
В спальне они и повалялись, и посмотрели повторную трансляцию фейерверка, и даже покувыркались — Хельм уложил мужа набок и трахал долго и размеренно, стараясь достать до дурной головы и вышибить из нее подозрения и бессмысленную ревность.
Омраченное сварами утро осталось в прошлом. Остаток дня прошел в ленивой неге, прерываемой редкими телефонными разговорами. Вильхельм откровенно наслаждался жизнью — под рукой были любимый муж, холодильник с едой и бутылка газировки. И никакой простуды, соплей и срочных вызовов из штаба — истинное счастье.
Вечером Хельм все-таки решился подвести итог. И, глядя, как супруг доедает последние кубики холодца, проговорил:
— Ты меня не ревнуй. И не подозревай, что я могу тебе изменять. Зачем оно мне, подумай? Мы, Эрлих, сами поженились все-таки. Без указов и принуждения. Потому и прилипли друг к другу как вываренные в бульоне отбросы. Не оторвешь. А брата твоего с Ансельмом склеили той самой туфтой из водорослей. Вот они и отваливаются. У нас всё не так, ты же знаешь.