– Тебя? – Август горько усмехнулся.
– Не меня и не за себя. Признай, что ты боишься за того мальчишку. Боишься, но тебе проще умереть самому, чем сделать хоть что-нибудь для другого.
– Они все мертвы, – сказал Август едва слышно. – Те, для кого я был готов жить, умерли. Я весьма опасный приятель, нежить.
– Они так не считали. Они любили тебя. Даже этот мальчишка тебя любил.
– Почему любил? – В голове словно ударили в набат. Август поморщился от боли, сжал виски руками. – Почему любил, а не любит?! – Его голос был слаб, он едва-едва заглушал раскаты в голове.
– Ты сам знаешь, почему. Ты предал его, старик.
Албасты соскользнула с валуна, чтобы через мгновение нависнуть над Августом страшной ненасытной тварью. От нее веяло озерной водой, холодом и смертью. Было великой ошибкой считать, что с подобным существом можно найти общий язык. Август закрыл глаза, приготовился умереть. Смерть от когтей албасты – это не самая великая кара. И пускай она многократно увеличит его страдания и удлинит дорогу в Нижний мир, он выдержит. Он выдержит все, что угодно, кроме правды.
– Живи! – Голос албасты звучал прямо у него в голове, заглушая набатный звон. – Живи с этим, старик, и мучайся!
– Как ты? – Спросил он, вглядываясь в черные дыры ее глаз.
– Как я, – сказала албасты и истаяла, словно ее и не было.
Август еще долго лежал на берегу озера, собирая себя по кусочкам, а потом встал на ноги и, пошатываясь, побрел к маяку. На столе поверх кипы бумаг лежало письмо. Август бросился к нему с почти юношеской резвостью. Албасты не права! Он никого не предавал, и все еще можно исправить!
Письмо было не от Леонида. Это старинный приятель Свирид Петрович Самохин решил отправить ему весточку. Дрожащими руками Август вскрыл конверт, развернул исписанный мелким, почти бисерным почерком лист бумаги. С волос капала вода, и он испугался, что она размоет чернила, оттого бережно положил письмо на стол и принялся торопливо переодеваться в сухое. Переодевшись, он набросил на плечи старый плед, снова потянулся за письмом.
Свирид Петрович был человеком действия, оттого и послание его было лишено светских реверансов.
«Задачку вы мне задали прелюбопытнейшую, Август Адамович! Давненько я не получал такого удовольствия от работы!»