Светоносный (СИ)

Спустя год я стал папой. Моего первенца я нарек Роджер, в честь своего отца. А ещё через год у меня родилась дочь — Элизабет, в честь мамы. На этом мы с Дез решил остановиться. Она с головой ушла в материнство, в чём ей помогали мои родители, что специально для этого вернулись домой. Я же, несмотря на занятость, тоже участвовал в воспитании потомков, хоть и менее явно. Я укладывал детей спать, вместе с этим максимально мягко и аккуратно гоняя их магию по их же магическим каналам. И сразу скажу, что я ничем не рисковал. Подобное я испытывал ещё на себе, так что всё было под контролем. Я, так же, с ранних лет, стимулировал их ментальное развитие, причём не только магией, но и обычными играми и разговорами. Вместе с этим я заранее составлял программу их тренировок и занятий, на будущее и подбирал репетиторов по более общим предметам. В целом, я проводил половину доступного мне времени с семьёй. Должен признать, что процесс воспитания меня захватил. Мда, правда, как показало время, родитель из меня оказался спорный.

Годы шли, и дети становились всё взрослее и взрослее, и по мере этого наши отношения менялись. Роджер — мой первенец и наследник. Я возлагал на него большие надежды, хотел чтобы он был лучшим, но… Мальчик мало что взял от меня, разве что внешность, да и то, глаза и волосы у него были от матери. Собственно как и характер, и увлечения. Ему были милее игры со сверстниками, выезды в свет и политические игры. Но если его мать занималась этим ради рода, в целом, и детей в частности, то Роджер жаждал этого ради себя самого. Он был умен и обаятелен, но в нём не было того, что было в избытке и у меня, и у Дез — внутреннего стержня. Мой сын не умел держать удар, и при первых же неудачах бросал то, за что брался. Эти изъяны в его характере я заметил ещё когда он был ребенком и хотел перевоспитать его но… Дез буквально умоляла меня дать мальчику детство, и я, скрепя сердце, согласился. Собственно, именно поэтому из Роджера выросло то, что выросло. Однако неудачи в воспитании сына сполна окупили успехи дочери.

Элизабет росла крайне любознательной девочкой. С раннего детства она стремилась узнать всё и обо всём. На этом мы с ней и сошлись. Я до сих пор помню тот день, когда впервые показал ей магию. Её глаза сияли от восторга! Она, как и я, много лет назад, влюбилась в это действо. Я был так счастлив, когда понял это. Вместе мы часами пропадали на полигоне, в моей лаборатории, куда я вообще не любил пускать посторонних, или же просто во дворе. Где бы мы ни были эта маленькая егоза постоянно о чём то меня спрашивала или просила показать, а я был только рад.

С годами наша с дочерью связь крепла всё сильнее. Она и так была моей точной копией внешне, с поправкой на пол, а уж когда, со временем, стала перенимать мои привычки и манеры… Дез, оставалось только вздыхать о том, что Леди так себя не ведут, а я, на пару с дочкой, лишь улыбался в ответ. Да, я дозволял Элизабет крайне много, но лишь потому что я знал, что своей свободой она распорядится правильно.

Когда моим детям исполнилось 18 лет я отпустил их в свободное плавание. Не в том смысле, что выставил из дома без гроша в кармане, нет. Я позволил им самим выбрать кем они хотят быть, помогая на первых порах.

Роджер, сдав экзамен на Мага, пошёл по стопам матери и стал помогать ей в делах управления Родом, по крайней мере он так считал. А Элизабет я помог устроиться замом Крокера. Да, он по прежнему был жив и здравствовал, возглавляя Научный Отдел Иггдрасиля, и да, её взяли на столь высокую должность именно потому, что я за неё поручился. Моё слово для Сола значило больше всевозможных рекомендаций и табелей, и раз я сказал, что Элизабет достойна занять этот пост, то он без возражений принял её.

Когда через месяц я зашёл проведать дочь, то застал её кричащую на Крокера и обвиняющую его в «узости мышления и кругозора, в связи со старческим маразмом», на что старик вполне успешно отвечал о её «девичей памяти, и неспособности отличить ноль от единицы». Собственно, я с самого начала знал, что они поладят.

Годы неумолимо продолжали свой бег. Прошло каких то сорок лет, с момента рождения моих детей. Сорок лет, что слились в весьма приятную рутину, лишь иногда разбавляемую различными событиями, порой радостными, а иногда печальными.

Первое, и пожалуй самое грустное, что произошло за это время — смерть моих родителей. Смерть тихая и естественная… Эхх, и почему они не согласились на вечную юность? Я ведь не раз предлагал им, невыносимо было видеть как они год от года становятся всё ближе к черте. Но нет: «Мы жили как обычные люди и умереть хотим так же». Что за глупость! Единственное на что удалось их уговорить, так это на смягчения последствий старости — отсутствия болей, утомляемости и болезней, но не более.

Они покинули этот мир вместе. Маме было 107, а отцу чуть больше 112. Не думал, что мне будет так тяжело отпустить их.