Светорада Медовая

Кима не сразу сообразил, что разговор ведется по-славянски. Ну да это не главное. Главное он уже уяснил: негаданная встреча ничего плохого не сулит.

Тот, кого звали Стрелком, снял лыжи, плюхнулся боком в сани подле кадок с медом и сказал:

– Для мерянина ты уж больно бойко говоришь на языке почитающих Перуна.[3] Мы-то опасались, что едва сможем с мерянами знаками объясниться.

– Зря опасались, – причмокивая и вновь погоняя лосей, ответил Кима. – Словене[4] уже давно в нашем краю живут, вот мы и выучились их разговору.

Меж тем красавица бросила на Киму задорный взгляд, от которого молодой мерянин вообще разомлел, даже забыл покрикивать на лосей, перешедших на тряскую рысь под новым грузом. И казалось парню, будто от попутчицы свет исходит – так ясно и хорошо вдруг на душе сделалось. Девушка сидела почти рядом, он видел ее тонкий профиль, темные длинные ресницы, переброшенные на грудь золотые косы.

– Так вам до Ростова? – осмелился он начать разговор. Ответил Стрелок:

– Нам путь до вашего большака в племени голядь[5] подсказали, сообщив, что тут мы найдем у кого спросить, как дальше двигаться и кто может подвезти. Вот нам с тобой и повезло. Лоси у тебя сильные, да и язык наш знаешь.

Кима стал пояснять:

– Мать моя мерянского племени, а отец… О, мой батя Словении, Нечаем зовут, и родом он новгородец. Хотя после того как князь Олег Вещий посадил своих людей в граде Ростове, батя мой, пожалуй, в Новгороде ни разу не бывал. Местным стал. И не последним человеком, замечу. Гривну[6] воеводы носит.

Кима отвлекся, натягивая поводья там, где дорога делала поворот вдоль изгиба реки, и не видел, какими взглядами обменялись негаданные попутчики. Потом Стрелок придвинулся и осторожно спросил:

– А князь Вещий… Он как, бывает в здешних краях?

Кима захихикал, а после сказал, что, мол, князь Олег Вещий и птицей летает в поднебесье, и волком рыщет в чаще, и рыбой-щукой кружит под водами, потому как он ведун и он везде. Да только с тех самых пор как князь взял мерян под руку да назначил посадника в Ростове, он здесь не объявлялся. Да и зачем? Дань от племени мерян ему исправно отвозят в Новгород, а за всем тут следит его человек – Путята. Отец же Кимы, воевода Нечай, у посадника не последний человек будет. Недаром мать Кимы, некогда первая красавица в мерянском племени Хромого Бобра, почла за честь родить от Нечая. И Кима уродился в него – тут парень даже указал на свой широкий, уточкой, нос, будто подтверждая сходство с родителем. И добавил с гордостью, что воевода Нечай признал Киму своим сыном, научил словенскому языку, а когда Кима приезжает в Ростов, всегда хорошо принимает его и сажает подле себя.

По своей природе этот мерянский парень был на диво болтлив: говорил и говорил, забыв, как еще недавно опасался встреченных им чужаков. Казалось, он готов был всю свою жизнь рассказать, и даже не заметил, что на его попутчиков будто нашло некое успокоение, когда те поняли, что Олега Вещего им не придется встретить в Ростове. Стрелок даже уточнил, часто ли люди Олега в Ростов наведываются? И остался доволен, узнав, что сам Кима никого из них тут не видел.

Через некоторое время Кима опять запел – обо всем, что было вокруг: о коряге у дороги, о сверкающем пушистом снеге на елях, о стуке дятла в морозном лесу. Молодой мерянин просто светился от удовольствия, когда красная девица стала подпевать ему: мол, и лоси хороши у возницы, и правит он лихо, и сам хорош да любезен. А там и Стрелок вдруг запел: дескать, мерянину все удается в пути, и то, что он не столько на дорогу, сколько на попутчицу глядит, – так для умелого и ловкого парня это безделица, он не собьется с пути, не завезут его лоси невесть куда. Кима хоть и был прост, но уловил намек в песне, смех его понемногу смолк, и задумался он, обижаться ли на Стрелка или смолчать. Но тот сам разрядил обстановку, когда достал из своего мешка завернутый в тряпицу кусок пирога и, разломив его, протянул половину Киме.

– Угощайся, хозяйка моя пекла. И хоть тесто уже поостыло, но от мороза брусника в нем хуже не стала. А жену мою Светой зовут.

Последнее он сказал с такой гордостью и теплотой, что Кима понял: ценит Стрелок свою ладу, в обиду не даст, да и никому другому не уступит. Мерянин стал жевать. Пирог и впрямь был что надо: мука хорошего помола, а брусника в тесте кисло-сладкая, душистая. И все трое только дружно рассмеялись, когда сани, подскочив на ухабе, разом подбросили их, а кадки с медом громыхнули, но не свалились – Стрелок заботливо поддержал.

Подкрепившись, Кима вновь принялся болтать:

– А меня все кличут Кимой Нечаевым сыном. Селище мое своим покровителем почитает Хромого Бобра. Старцы сказывали, что, когда пращуры выбирали место для поселения, этот хромой бобер и навел их на подходящий угол в лесу. Мать моя там и живет, а отец… ну так сказывал уже. Однако о себе я вам все поведал, а вы пока отмалчиваетесь. Вот и спрашиваю: каким ветром вас занесло в наши края? Хотя сам вижу, что издалека вы: и мешки у вас дорожные, и говорите вы не так, как словене в Ростове.