Похоже, Игорь все-таки понял, что девка эта не для него. Потому, когда очнулся, вел себя уже спокойнее и обиды не выказывал. Сказал только, что не простил бы ей Олег Вещий, если бы она его наследника насмерть веслом забила. Прекраса наварила на костре ухи и попотчевала молодого князя. Сама же болтала с ним не переставая, вопросы разные задавала, опасаясь, как бы он вновь приставать не начал. Даже если ей и хотелось этого, старая вражда родителей стояла между ними. Так ей тогда думалось. Проговорили они дотемна, а на вопрос Игоря, отчего она так неласкова с ним, Прекраса ответила, что честь рода блюдет и не хочет с первым встречным под куст ложиться, будь он хоть князем. И чем же она тогда так пленила Игоря, раз и на следующий день он пришел к тому месту на реке?
Тогда Прекраса впервые не рассказала о случившемся своим воспитателям волхвам. Да и волхвы оказались не так уж догадливы, раз не заметили, что с их подопечной творится. Она жадно вслушивалась в их речи о том, что Игорь-де, вместо того чтобы с дружиной в Новгород отправиться, остался в Пскове из-за негаданной любви к какой-то лесной красавице. Волхвам и на ум не пришло, что пленила молодого князя их воспитанница. Они Прекрасу все еще девчонкой малой считали, а никак не красавицей, способной увлечь сына убийцы Вадима Храброго. Она же, говоря всякий раз, что отправляется на охоту, прибегала на бережок, в условленное место, где они встречались с Игорем. Он рассказывал ей о Киеве, о далеких степях, где с дружиной вступал в схватки с хазарами, о своем воспитателе Вещем Олеге, который и щукой может плавать в воде, и волком рыскать по лесу, и ясным соколом взлетать в поднебесье, и оттого знает про все на свете. Прекраса же сообщала, где тут на болотах берут руду, из которой получают железо для доброго булата, где есть священные места, где волхвы-кудесники гадают о будущем. Молодым людям хорошо было вместе, весело и всегда находилось, о чем поговорить. Может, потому Прекраса и забыла, что перед ней сын врага, и однажды под вечер все же дозволила Игорю обнять ее, ласкать и целовать в покорно раскрывшиеся уста…
Сейчас, вспоминая о том времени, Ольга испытывала жгучую тоску. Тихо было в горнице, но не тихо в самом тереме. Откуда-то долетали голоса, шум учений на плацу детинца, рев трубы на капище Перуна, возвещавший, что настал полдень. Ольга давно отодвинула миски, сидела, опершись подбородком о сжатые кулачки и глядя на свое отражение в изогнутом щите Олега.
Да, тогда Игорь любил ее, она это чувствовала. Неужели теперь она стала хуже, чем в то жаркое лето, когда он все тянул с отъездом ради ее жарких объятий и поцелуев?
Ольга откинула от лица разметавшиеся пряди. Растрепанная, усталая, бледная, круги под глазами после бессонной ночи. И еще беременная. От последней мысли стало совсем горько. Кажется, радоваться бы надо, что Жива[12] позволила ей понести от милого. Но она помнила, как, узнав о ее беременности, Игорь стал замкнутым, торопливо ушел, не дав ей поспать, а потом велел всем вставать и начинать воинскую закалку. Помнила, как он смеялся над ней, нагруженной мешком с камнями, как даже Стемке не позволил помочь…
По щеке Ольги легкой щекоткой пробежала слеза, еще одна, а потом и вовсе слезы полились ручьем, орошая алое сукно на столешнице.
Вздрагивая от плача, она поднялась, зашагала из угла в угол. Когда за дверью раздались шаги и появилась девка-прислужница, Ольга, словно пугливый зверек, отскочила от двери, торопливо взобралась на высокие полати и затаилась за шторкой. И пока девка внизу шуршала веником, отодвигала скамьи в углах, Ольга, зная, что ее не видят, вновь погрузилась в воспоминания о том своем счастливом лете…
…Игорь в тот день приехал верхом. Был он в дорожной одежде, лицом хмур, поглядывал виновато.
– Моя бы воля, век от тебя не уезжал. Но я князь, мне с людьми видеться надо. Да и Олег недоволен, что так надолго в Пскове задержался. Нынче гонец от него прибыл с повелением в путь-дорогу отправляться.
У Прекрасы тогда все в груди оборвалось. Смотрела на Игоря и молчала. Разве так милого провожают? Но Игорь и без слов понял, что с ней. Обнял ласково, приголубил, поцеловал в пробор.
– Ты только дождись, лада моя. Сам не приеду – сватов пришлю. Никто нам не помешает. И будешь ты тогда княгиней пресветлой в тереме моем, хозяйкой, суложью ненаглядной.
О, как она ему верила! И ждала. Осень всю прождала и зиму. В Псков постоянно бегала да спрашивала о князе Игоре. Тогда псковским посадником был один из варягов Олега. Вот он сероглазую Ольгу и приметил, стал вызнавать о ней. Волхвы тут же заволновались, хотя и предупредили их, что посадник зла девушке не желает, может даже в жены взять. Им это казалось не великой бедой – надо же воспитанницу пристраивать в жизни, а по роду ей стать княгиней-посадницей никак не зазорно. Да только для Прекрасы это было хуже всего. Потому и ушла она в лес, жила на заимке дальней, промышляя охотой.