Светорада Золотая

Что-то в нем изменилось. Он словно опять стал тем насмешником Стемой, каким она его всегда знала. Но отчего-то сейчас, когда он совсем недавно был с ней мягок и нежен, это не понравилось Светораде.

– Идем, говорю! – Он стал увлекать ее с крыльца. Она попробовала даже упираться, тихо смеясь и напоминая, что ей не полагается покидать терем в буйную купальскую ночь.

– Даже со мной? – лукаво поддел он ее. – Разве сейчас не самое время искать цветок папоротника в лесу? И разве… разве ты мне не доверяешь?

Ох, он столько раз спрашивал ее об этом. Но настоящее доверие между ними возникло только сегодня. Светораде очень хотелось в это верить. И хотя его снаряжение и вызывало у нее недоумение, она покорно пошла за ним.

– Стема, да я за тобой хоть за видокрай.

Ее рука вдруг сильно сжала его пальцы. Он замер, неожиданно вспомнив слова волхва на волоках: «И полюбит тебя, молодец, красавица редкая да прославленная. И пойдет за тобой за самый видокрай».

Стема встряхнул головой, прогоняя наваждение. Блажь все это. И если Светка, забыв в этот миг обо всем, что завтра станет для нее важным, готова идти невесть куда, то так тому и быть. А видокрай… На край света ей уготовано идти не с ним.

Они прошли через сад, и Светорада рассмеялась, узнав, что он обнаружил их детский лаз. Потом протиснулась между бревнами за своим рындой (он ведь все равно оставался ее охранником – так чего ей было опасаться?), и он подхватил ее, заключил в объятия. Они опять целовались, пока их не отвлекла какая-то возня в кустах – слабый стон, быстрый игривый шепоток.

– Ты ведь говорил, что вокруг терема не решатся ходить? – прошептала Светорада Стеме, когда они, прячась, присели в кустах.

– А леший их знает!

И Стема, к удовольствию Светорады, вдруг зычно прикрикнул, будто теремной страж: мол, кто там балует! Потом они тихо прыскали в кулак, слыша треск кустов и чьи-то быстро удаляющиеся шаги.

На самом деле Стема был несколько обеспокоен тем, что гуляющие осмеливаются от Озерков добираться даже сюда. Не хватало еще, чтобы их с княжной кто-нибудь увидел! Тогда мало ли что… И он стал уводить девушку, прячась за деревьями, прислушиваясь к каждому подозрительному звуку. Только когда они отошли на достаточное расстояние, когда Стема понял, что так далеко даже те, кто ищут в ночи цветок папоротника, не зайдут, он позволил себе выйти на тропинку и пойти быстрее.

Светорада наивно спрашивала, известно ли ему, как выглядит загадочный цветок? Он не отвечал, и она стала хныкать, что ей неприятно в мокром лесу, что поршни ее совсем отсырели. Тогда Стема остановился и принялся ее целовать. Шепнул на ушко:

– А ведь клялась, что на край света готова идти.

И она опять послушно шла следом, прижимаясь к нему при всякой заминке.

– Да ты никак ведешь меня к княжескому дубу? – сообразила, наконец, княжна.

– Догадливая, касаточка.

– Фу, не зови меня, как нянька Текла. Стемушка, а если она проснется и хватится меня? Успеем ли мы вернуться, пока наш уход не заметят?

И так как он промолчал, она пожала в темноте ему руку.

– Пусть все будет, как ты захочешь. Только это для меня главное.

Стема остановился резко, будто налетев на невидимую преграду. Несколько раз глубоко и сильно втянул воздух. Не поддаваться! Эта избалованная княжна просто выдумывает, что пошла бы за ним, простым стрелком, бросив все, чем щедро одарила ее судьба, – знатную семью, самого завидного на Руси жениха, власть над людьми, жизнь в богатстве и довольстве. Она сама не ведает, что несет. И даже то, что она ему предложила… Чтобы он при ней, при княгине, в полюбовниках состоял… Для него это было бы губительно. Именно для него, а не для защищенной силой Смоленска Светорады. Так что для чувств у них есть только эта ночь… Была. И Стема поднял голову к плавно клонившейся к лесу луне. Надо поторопиться. Чтобы потом раз и навсегда отделаться от любовного наваждения купальской ночи!

Княжеский дуб выплыл перед ними на широкой поляне этаким кудрявым богатырем. В обхват – и пятерым не осилить. Весь в дуплах и наростах, он расходился наверху несколькими мощными ветвями. Одна из них когда-то рухнула, лежала с обломанными засохшими сучьями поперек поляны. На ней некогда удобно было сидеть князю, когда сюда стекались лесные кривичи на суд.

– Садись тут и жди! – приказал Стема. Сам же вышел из тени на слабо освещенную лунным светом поляну, прошелся, смахивая ночную влагу с трав. Потом, встав посередине поляны, приложил руки ко рту и пронзительно прокричал совой.

– Ишь, как ловко получается у тебя, – заметила Светорада, послушно усевшись на указанное место. В ее голосе не было никакого страха. И только когда Стема повторил совиный крик-вопль еще дважды, Светорада удивленно спросила, отчего это он так разошелся? И где обещанное диво?

– А вот и оно, – ответил Стема, когда почти рядом в лесу ответно и пронзительно захохотал филин.