Светорада Золотая

Стема опять приник к коленям княжны, посмотрел с улыбкой.

– А что княжна прикажет?

Разумеется, она требовала продолжения. Ей любопытно было узнать, что там дальше, и сидеть рядом с ним, когда он не задирает ее, а мил и любезен, очень приятно. Она вспомнила, как он утешил ее сегодня, как прогнал ее страх. Хороший он все же дружок, хоть и ершистым порой бывает. И так радостно ощущать тепло его сильного тела у своих ног… Дрожь прошла по спине княжны, сердце забилось быстрее. Ах, век бы с ним так сидеть, ни о чем не думая!

Старая Текла со своего места видела, как клонится головка княжны к сидевшему рядом с ней парню, да и Стемка льнет к ней, как кот. Выругать бы их… Но нянька сдерживалась. Как же они хорошо гляделись вместе – Светорада, с ее длинной золотой косой на плече, и Стемка, с выразительными темными бровями и падающей на глаза светло-русой прядью. Ничего, что ростом не больно вышел, зато в нем чувствуются сила и живость. С таким рындой княжне ничего не грозит, так что пусть потешится, пока молода, да поморочит парню голову, все равно он ей не жених. А она, Текла, за ними приглядит. Ведь тот другой, Игорь Киевский, Светораду не больно-то ублажает. Текла даже пригорюнилась при этой мысли, ибо только ей Светорада призналась, как жестоко и грубо вел себя жених.

А Стема продолжал свой рассказ. Поведал, как охотники отправились на ловы, как обернувшаяся утицей дева металась, пока не попала в сети перевеса,[89] и ей тут же свернули бы шею, как другим попавшимся птицам, да только сама богиня Лада сжалилась над девушкой и выпустила ее на волю. Но вот крылышко у нее оказалось поврежденным, и могла она только плавать по воде, но не летать.

А витязь ее любимый тем временем почуял что-то неладное. Сердечко ретивое его волновалось, места себе не находил. Вот и решил развеять тоску-кручину на забаве молодецкой – охоте с оперенным луком и калеными стрелами. Пошел он в лес да набрел на озерцо лесное, а там утица плавает. Он уже и руку вскинул, и стрелу на тетиву наложил, да птица вдруг окликнула его по имени человеческим голосом. А тот, у кого любовь в сердце, мигом узнает голос милой. Вот молодец и опустил лук, к воде подошел, а утица уже к бережку плывет, сама в руки просится. Наш молодец глядит и видит, что подбитое крыло птицы жалко так свисает. Тогда он прижал к себе птицу и стал проводить языком по ее крылу, разглаживая перышки. И как только он коснулся ее лобзаньем, так вмиг и развеялись чары, исчезло оперение, и предстала перед ним страстная девица, да нагая вся, как в день рождения. Ну а молодец все ласкает ее, руку белую к себе прижимает, целуя от локотка до подмышек, потом к груди нежной приник, там где сосок выступал, топорщился, сам в губы просясь…

– Да что ты несешь, бесстыдник! – вскочила со своего места опешившая Текла. – Уд, что ли, помутил твой разум, раз такое при девицах рассказываешь!

От ее крика замершие и смущенные девушки всполошились, захихикали, отворачиваясь и закрываясь рукавами. А Стема, хотя и умолк, но не сводил горящего взора с затуманившихся очей княжны. Даже улыбнулся ей заговорщически, но тут Текла налетела на него, как коршун, чуть не за волосы стала оттаскивать от воспитанницы.

– Вон поди, охальник, вон! И вы все вон! Устроили тут посиделки бесстыжие!

Растерянная Светорада только теперь опомнилась, смущенно засмеялась, но не стала возражать против того, что Стему выгоняют. Глаз на него поднять не могла, но все же услышала, как он крикнул ей от порога, удерживая на расстоянии выпихивающую его за дверь Теклу:

– А ведь ты славно сегодня на пристани себя вела, Светка! Если бы не ты – князь Эгиль уехал бы из Смоленска в кручине. Ты же радость и надежду в него вселила.

Сказано это было серьезно, но Светорада отвернулась, смущаясь оттого, что он уже взял себя в руки, а она все не могла отдышаться. И позже, когда Текла уже отправила теремных девушек и стала расчесывать волосы Светораде на ночь, княжна все еще была тиха и смущена тем, что пережила, когда Стема рассказывал ей о чужой любви, а сам все в очи заглядывал да поигрывал подолом ее рубахи, ласково касаясь ног… А потом вдруг расслышала слова разгневанной Теклы о том, что она завтра же донесет на Стему княгине, да потребует, чтобы его убрали с должности рынды. Светорада резко оборвала няньку:

– А ну-ка сядь сюда! – властно указала она на пол у своих ног. Глянула на Теклу, гневно хмуря брови, щеки потемнели от румянца. Только волосы сияли золотом – расчесанные и пушистые, они были так прекрасны, что в комнате от них становилось светлее. – Забыла, кто ты? – гневным свистящим шепотом произнесла княжна. – Забыла свое место? И если я повелю – ты уймешься и будешь молчать! Ясно?

В этот миг Светорада очень походила на отца – та же решимость и непреклонность. А гнев, как у матушки, – тут и вещим волхвам не поздоровится. И старушка Текла сразу притихла. Вот же… вырастила на свою голову… Теперь из-за Стемки и со двора велит прогнать.

– Касаточка моя… да я ведь… о тебе же пекусь.