Световой человек в иранском суфизме

Этот Восток-исток направляет нас вертикально вверх, к полюсу как порогу Инобытия, где в божественной Ночи сияет внутренний, то есть эзотерический свет, тогда как Восток географический «побочный», символизирует день экзотерического сознания, противополагая себя этой божественной Ночи Невыразимого с не меньшей напряжённостью, чем ночным безднам тёмной Психеи-души, смешивая одну с другой, забыв о том, что по самой своей природе этот День не может ужиться с Ночью; он существует лишь благодаря фатальному чередованию дней и ночей, восходов и закатов. Но здесь перед нами совсем другой свет (в исмаилитской гностике можно встретить символический намёк на «солнце, встающее на западе», то есть со стороны ночи, но там речь идёт об Имаме, который является полюсом, краеугольным камнем и осью эзотерической иерархии). А «Полуночное солнце» символизирует внутренний свет, источаемый занебесной обителью (как вар Йимы) в тайне от неё самой. Вот почему здесь напрашивается новое осмысление дилеммы Восток-Запад: «нордический» человек — это не этнографическое понятие, это человек «восточный» в полярном смысле слова, то есть гностик в изгнании, чужак, сбрасывающий с себя иго «притеснителей», ибо он был послан в сей мир с непостижимой для них целью. И вот почему нам дано предощущение всей важности этой осевой ориентации, обращающей наши взоры и помыслы к духовному восхождению, несовместимому с привычными понятиями о времени, эволюции, исторической необходимости.

И удивительно ли, что вследствие этой ориентации должен был измениться самый смысл всех мифов о «равноправии»? Ибо и целокупность человеческого существа, и его личностное трансцендентное измерение, ставшее явным при свете с севера, при свете «полуночного солнца», отнюдь не сводятся к абсолютизации востока и запада, правого и левого, сознательного и бессознательного. Восхождение светового человека выпрастывает его из клочьев тьмы, которые падают в тот колодец, куда он был брошен. Гермес не прихватывает с собой свою тень, а избавляется от неё; он свершает восхождение, а тем временем «города притеснителей» пожирает бездна. Вот почему нам крайне трудно согласиться с некоторыми интерпретациями, касающимися coincidentia oppositurum, когда в одном и том же понятии opposita cмешиваются взаимодополняющие и взаимоисключающие элементы. Сожаления по поводу того, что христианство поставило во главу угла фигуру, полную добра и света, и просмотрело все тёмные стороны души, были бы, тем не менее, уместны по отношению к зороастризму. Но можно ли, ссылаясь на миф о равноправии, ставить на одну доску, «абсолютизировать» Христа и Сатану, Ормазда и Аримана? Предположить подобное — значит упустить из виду, что даже при единоличном правлении какой-либо из фигур света сатанинские силы остаются при своём деле: мешают, например Гермесу выбраться из колодца и совершить восхождение к Престолу. Перед ними-то, прежде всего, нам следует заявить, что Ормазд и Ариман — не взаимодополняющие, а взаимоисключающие фигуры. Совместимы дополнения, но не противоречия.