Светская львица за одну ночь

— Никакие широкие жесты не искупят его вину. И потом, мне некогда слушать концерт, даже на дому. Я почти не сплю…

— Ты жестока, — восхищенно сказала Либет. — Я бы растаяла. Говорят, Уайет страшно расстроился. Мими слышала от Джека, что он пьянствует в “Ракет”.

— Ах, бедняжка, — Люси воткнула последнюю булавку. Хотя девушке и не хотелось это признавать, с каждым днем становилось все труднее не думать о Уайете. Она удаляла его сообщения, не прослушивая, из опасения растрогаться. Нужно было сохранять контроль над ситуацией. Плохо, если Уайет отвлечет ее от самого важного. И Люси не знала, сможет ли однажды вновь ему доверять.

Пока Либет переодевалась, Люси перерыла кухонный шкаф и протянула ей подарок — огромную банку шоколадной пасты. Четыре дня и две примерки…

— Пожалуйста! — умолял Уайет, шагая вслед за Ритой по 33-й улице, в сторону метро. — Всего минутку. Я должен с ней поговорить. Убедите Люси дать мне всего одну минуту.

Рита остановилась и презрительно взглянула на него.

— Может, я бы ее и убедила, но не стану. И вот что еще я вам скажу. Я получила вашу записку — насчет того, что вы готовы финансировать мой салон. Вы меня оскорбляете, мистер. Я не продам дочь ни за какую цену.

Уайет застонал. Он знал, что взятка — дурная идея, но другие варианты закончились.

— Простите, Рита, но я… отчаялся.

Уайет сам не верил своим ушам, но он говорил чистую правду.

— С чего бы это? Такой мужчина, как вы, может подцепить любую девушку, стоит только пожелать.

— Люси незаменима.

Рита как будто слегка смягчилась, возможно ощутив его боль.

— Дайте ей немного времени. Она может передумать. Никогда не угадаешь.

Уайет, ощутив надежду, взглядом проводил Риту, которая спустилась по ступенькам в метро.

— Куда ты провалилась, черт возьми? — зарычала Корнелия в трубку, вновь услышав автоответчик Анны Сантьяго. Достаточно скверно было уже то, что она стала персоной нон грата в “Дафинко” — фирма немедленно отозвала ее духи из магазинов и пресекла распространение слухов, как будто случился второй Чернобыль. Вдобавок Дафна так и не убедила продюсеров с “Эм-ти-ви” перезвонить насчет реалити-шоу.

Но самое худшее — что даже Фернанда с ней не разговаривала.

Несмотря на откровенное предательство Фернанды на балу, Корнелия решила проявить великодушие, когда узнала о внезапной помолвке подруги. (Она услышала новости от одной из горничных, которая дружила с прислугой Фейрчайлдов. Фернанда ни словом не обмолвилась Корнелии, но та готова была посмотреть сквозь пальцы и на это.) Если Фернанду не отпугнул ничтожный шестизначный доход Паркера — значит, и Корнелия способна смириться. Но как оказать подруге поддержку, если та отказывается говорить? Фернанда подходила к телефону всякий раз, когда Корнелия звонила, но немедленно вешала трубку.

Корнелия зашла на облицованную белым мрамором кухню, старательно не глядя в зеркало. Она не выходила из дому со дня бала — после скандала с духами она буквально оказалась под домашним арестом. Холеная внешность быстро пришла в упадок, как только некому стало смотреть на Корнелию. Волосы закудрявились, ногти выглядели ужасно, и Корнелия уже как минимум два дня не принимала ванну. Было до странности приятно дать себе волю. “Я оставалась безупречной в течение двадцати семи лет”, — подумала она, наливая в кофейную кружку водки.

“Таунхаус” выйдет через пару дней — и тогда царству Люси наступит конец, а Корнелия вернется на вершину манхэттенского общества. Вынужденные каникулы закончатся.

Вернувшись из Квинса, Рита и Маргарет появились в дверях библиотеки Дотти Хейз, каждая — с огромной коробкой.

— Вот “Твинки”, вот рогалики! — заявила Рита.

— Ты просто чудо! — Люси выскочила из-за швейной машины и забрала у обеих ношу. — А шорле[17]?

— Разумеется, — Маргарет улыбнулась. — Набьем холодильник доверху. Ну, за дело!

— Ты прислал еще цветов? — Уайет сидел вместе с Трипом за привычным столиком, в “Бар энд Букс”. Между ними лежала полупустая пачка “Данхилла”. Они торчали здесь целый час, пили и пытались осмыслить происходящее. Люси по-прежнему не отвечала на звонки. Прошло уже пять дней. Он испробовал все — извинялся так цветисто, что самому становилось страшно; клялся, что изрезал рукопись на кусочки, сжег, закопал; взывал к неумолимой Элоизе и к еще более суровой Дотти Хейз, заклиная их вмешаться. Родная мать велела Уайету “оставить ее Люси в покое”. Все планы потерпели крах. Уайет чувствовал себя изгнанником. В течение трех месяцев Люси Эллис была первой, с кем он заговаривал поутру, и последней, кого он видел по вечерам. До сих пор Уайет удивлялся, как ему одиноко. Без нее, под бременем вины и гордости, он словно задыхался.

— Конечно, — ответил Трип, у которого хватало своих проблем. — Восемь дюжин алых роз. По дюжине за каждый год, который мне посчастливилось провести с Элоизой. Я посылаю розы каждый день, и плевать, что тебе сказал портье.

Уайет застонал.

— Господи, ты действительно хочешь лишний раз напомнить Элоизе, как долго длился ваш роман?

Трип почесал в затылке.

— Может быть, именно поэтому она и не ответила…