Светунец

«Нереально! Фантазерка!» —
Ты кричал.
Разбивалась пена горько
О причал.
«Ну скажи одно лишь слово!
Все молчишь?!»
Я молчала. Было снова
Больно лишь.
Я молчала, потому что
Я права.
И молчанье заменяло
Все слова.

ТАТЬЯНА БАРЫШЕВА

Не решаюсь позвонить…

Не решаюсь позвонить.
                                    Понимаешь?
Вдруг опять уже не ждешь.
                                          Забываешь.
Ходишь весел и упрям
                                   по столице,
улыбаешься весне,
                             юным лицам.
Не решаюсь позвонить.
                                    Не решаюсь.
Как и ты, совсем не тем
                                     улыбаюсь,
и цветы не ты, а кто-то приносит.
Принесет — а рада ли —
                                      и не спросит.
И за труд свои труды
                                не считает:
понимает, что не жду.
                                  Понимает…
Ну, а я все позвонить
                                 не решаюсь
и за трусость на себя
                                 обижаюсь,
и смеюсь,
               когда совсем не до смеха:
«Позвоню, — а он не ждет…
                                            Вот потеха!»

Посидели…

Посидели,
                помолчали,
каблучками покачали.
А глаза уже кричали.
К ним прислушаться б — к глазам!

Разошлись, как разбежались:
«Обознались!
                     Обознались!»
А глаза все волновались.
Присмотреться б к ним —
                                       к глазам.

ВЛАДИМИР ЧУРИЛИН

От правого до левого…

От правого до левого —
Полчаса езды.
Улица Галеева —
Тридцать три избы,
Маленьких,
                  удаленьких,
Сказочным сродни,
Крашеные ставеньки,
Низкие плетни.
Улица потеряна,
Улица была,
Улица из дерева
В город не вошла,
На запрос
Натянуто вывело перо:
Нету упомянутой
В справочном бюро.
Детство не вмещается
В атоморазмах…
А улица качается
Трепетом рубах.
Даже без названия,
Черт побери,
Ведрами названивай,
Пьяными ори,
Бабками елейными
В церковь протянись,
Улица Галеева —
Прожитая жизнь.

А седина, как молния зимой…

А седина, как молния зимой,
нелепостью своею поразила.
Ну как теперь воротишься домой,
безусый, но седеющий верзила?
Откуда эта злая белизна
берет свое кромешное начало?
Ведь радует по-прежнему весна,
и жизнь меня еще не укачала.
Откуда появилась седина,
какие занесли ее метели?..
Не голод ведь,
                       не холод,
                                      не война…
А волосы, однако, поседели.

От проходной до цеха по тоннелю…

От проходной до цеха по тоннелю…
Как здесь тепло, на улице зима.
Там воют бесноватые метели,
засыпав тротуары и дома.
На улице мороз уже за сорок,
а в цехе что ни час, то горячей.
Малюет пламя красные узоры
на плоскостях копченых кирпичей.
Штампует сталь горячие мозоли
на коже рук изнеженных моих…
Впервые я работаю до боли,
работаю сегодня за двоих.
Работаю вторую смену кряду —
мой сменщик заболел и не пришел.
Взрывается термитными снарядами
взлетающее пламя над ковшом.
Еще стакан холодной газировки,
еще стакан, еще, чтоб не упасть.
Татуировкой вышла на спецовке
вся соль моя, вся боль моя и страсть

По веткам резко щелкала капель…