Благодаря связям Андерсона, я официально пребывала в отпуске, и только обязанности Спектра могли заставить меня вновь взяться за оружие. Кто-то должен был защищать новый Совет, и число Спектров значительно сократилось – ведь столь многие пожертвовали своими жизнями, защищая родные планеты. Невероятно, но советники азари и саларианцев выжили, и новые представители от землян и турианцев были выбраны в кратчайшие сроки – Совет обеспечивал межрасовое взаимодействие в проводимых восстановительных работах. Поговаривали также о включении в Совет представителя кварианцев, учитывая их роль в войне, однако кроганам пока не приходилось рассчитывать на подобную позицию. До недавнего времени выжившие советники находились на секретном объекте Альянса, до которого не добрались Жнецы, и я бывала там лишь однажды до того момента, как помогла им втайне перебраться сюда всего неделю назад. Сегодня должны были прибыть два новых советника – каждый на своем корабле, символизирующем их расу, и по этому поводу планировались всевозможные официальные мероприятия.
Советник от человечества прибудет на «Нормандии-СР3» - по сути, новом корабле, воссозданном на частные инвестиции на основе прежнего. После крушения «Нормандии-СР2» ремонтникам пришлось переделать очень многое, в том числе бортовой компьютер. Новый корабль стал символом жизни после смерти, силы человечества и идеализма. Джокер снова занял место за штурвалом – никто не смог бы заменить его, а из того, что я слышала, выходило, что командование с радостью отдаст корабль мне, как только я решу снова тронуться в путь.
Я смотрела на проносящиеся мимо окна аэромобили и улыбалась. Я не могла дождаться вечера, когда увижу свой новый корабль. Он станет отличным подарком ко дню рождения – в этом я не сомневалась.
Однако это была не единственная причина моего возбуждения. Этим утром я проснулась с ощущением нервного предвкушения, потому что сопровождать консула с Земли будет единственный, помимо меня, Спектр людей. Я наконец-то увижу его – на ногах – практически впервые с окончания войны, и у нас будет время друг на друга.
Ожидание было мучительно долгим, но я знала, что оно того стоило. Я сказала себе, что сегодняшний день пройдет великолепно.
Спустя две недели после того, как Кайден очнулся от комы, я осознала, что не могу более оправдывать свое бездействие – во всяком случае, не возбуждая серьезных вопросов к собственной способности справляться со стрессом. Эти две недели оказались непростыми, учитывая многочисленные провалы в памяти Кайдена, его проблемы с моторикой и прочие последствия травм. Не говоря уже об эмоциональном расстройстве, от которого я продолжала страдать и сейчас, но тогда все было гораздо хуже. Конечно, слезы в самое неподходящее время были куда лучше, чем панические атаки, в течение которых я оказывалась опасной для окружающих, но ненамного. По крайней мере, сны больше не доставляли неудобств, и я не просыпалась посреди ночи, уверенная, что мы все еще воюем, вырываясь и крича, как гребаная баньши, до тех пор, пока туман в голове не рассеется, или пока кто-то не вонзит в кожу иглу и не введет успокоительное. Мое самочувствие серьезно волновало Кайдена, что просто выводило меня из себя. Какое право он имел беспокоиться обо мне, будучи сам прикованным к постели, учитывая, что никто не знал, выздоровеет ли он до конца.
Может быть, только переживая обо мне, он мог перестать волноваться о себе и своем будущем без биотики. Эти мысли определенно не скрашивали время, что он провел в больнице.
Мать Кайдена во многом помогла – как и я, она была просто сама не своя от радости по поводу его пробуждения. Она изо всех сил старалась придать происходящему подобие нормальности, но ситуация все равно сводила с ума. Знаю, думать так довольно эгоистично, но я ничего не могла с собой поделать. Я сама виновата в том, что убедила себя: если только Кайден очнется, все сразу войдет в колею. Разумеется, реальность оказалась далека от ожиданий – человеческие тела не работают, как машины. Перегрузка имплантата нанесла серьезный урон его нервной системе, а месячная кома только усугубила его состояние. К тому же, Кайден не обладал моей выносливостью, искусственно повышенной живучестью, и для него путь к выздоровлению всегда будет чуть длиннее. Кроме того, к моим психологическим проблемам добавились и его.
И все же к тому моменту, когда я поцеловала его на прощанье, самочувствие Кайдена значительно улучшилось. Он уже говорил, как и прежде, помнил войну, наступление на Земле и то, как заносил мое безжизненное тело в челнок на Цитадели. Это неимоверно радовало меня, потому что возвращение Кайдена к жизни в качестве тени того, кем он когда-то был, казалось мне почти столь же ужасным, как и его смерть. Мы разговаривали на тему последней миссии, и беседа пошла именно по тому пути, что я и ожидала, а именно: я назвала его идиотом за то, что он рискнул своей жизнью, чтобы спасти меня, а он ответил, что обещал никогда – никогда – больше не бросать меня.