Читаем Священная книга оборотня полностью

На крыльцо вышел третий зритель – мальчик лет восьми с пластмассовым мечом в руках. Он уставился на меня безо всякого удивления – наверно, я была для него подобием ожившей картинки из телевизора, в котором он видел и не такое.

– Не стыдно? – спросил вислоусый глава дома.

Вот тут он попал в самую точку. Стыд к этому моменту заполнил всю мою душу. Это был уже не стыд – отвращение к себе. Мне казалось, что я стою в эпицентре мирового позора, и на меня смотрят не просто оскорбленные куровладельцы – целые небесные иерархии, мириады духовных существ с гневным презрением глядели на меня из своих недостижимых миров. Я стала медленно пятиться от курятника.

Отец с сыном переглянулись.

– Ты куру-то пусти, – сказал сын и шагнул с крыльца.

Мальчик с мечом в руке открыл рот в ожидании потехи. Уже не только мой ум, все мое тело до последней клеточки понимало, что из кокона невыносимого срама остается один-единственный выход – уходящая в лес дорога. И тогда я повернулась и побежала.

Дальше все развивалось по классической схеме. Первые шаги были болезненными из-за веток и камушков, которые впивались в босые ноги. Но через несколько секунд началась трансформация. Сначала я почувствовала, как сводит вместе пальцы рук. Удерживать курочку стало сложнее – теперь приходилось изо всех сил прижимать ее к груди, и надо было следить, чтобы не придушить ее ненароком. Затем я перестала ощущать боль в ступнях. А еще через несколько секунд я уже неслась на трех лапах и не испытывала никаких неудобств.

К этому моменту нельзя было не заметить произошедших со мной перемен – и их заметили. Сзади донеслось улюлюканье. Я оглянулась и осклабилась. За мной гнались оба куровладельца, отец и сын. Но они уже сильно отставали. Я притормозила, чтобы выпутаться из ночной рубашки (это было несложно – мое тело стало поджарым и гибким), и, дав им приблизиться, побежала дальше.

Что заставляет человека в подобной ситуации гнаться за лисой? Дело здесь, конечно, не в стремлении вернуть украденную собственность. Когда с лисой происходит супрафизический сдвиг, преследователи видят нечто разрушающее все их представления о мире. И дальше они бегут уже не за украденной курицей, а за этим чудом. Они гонятся за отблеском невозможного, который впервые озарил их тусклые жизни. Поэтому удрать от них бывает довольно трудно.

На счастье, дорожка в лесу оказалась пуста (за все время погони никто не попался навстречу). Я знала, что Александр где-то рядом – до меня долетал треск веток и шелест рассекаемой листвы в стороне от тропинки. Но я никого не видела – только раз или два мне померещилась мелькнувшая в просвете между кустами тень.

Старший куркуль (какое подходящее слово – целый мешок куриц) начал отставать. Когда стало ясно, что ему уже не сократить разрыва, он махнул рукой и вышел из гонки. Его сын держал хорошую скорость еще около километра, а затем сильно сбавил. Я перешла на неспешную трусцу, и мы пробежали еще метров пятьсот. Затем мой преследователь стал задыхаться, и вскоре у него совсем не осталось сил для бега – похоже, он был курильщиком. Остановившись, он уперся руками в колени, выпучил на меня темные глаза и сразу напомнил мне покойного сикха из «Националя». Но я подавила личные чувства – здесь они были неуместны.

Если бы моей задачей было оторваться, на этом погоня завершилась бы (вот так чудесное уходит из человеческой жизни). Но у меня была другая цель – охота. Я остановилась. Между нами осталось не больше двадцати метров.

Я уже говорила: если лиса отпускает курочку, максимум через минуту все супрафизические изменения исчезают. Естественно, бежать быстрее человека лиса уже не может. Поэтому маневр, который я решила проделать, был рискованным – но меня подстегивало сознание, что за мной следит Александр. Я отпустила курочку. Та сделала несколько неуверенных шагов по асфальту и остановилась (во время погони они входят в своеобразный транс и ведут себя заторможенно). Сосчитав до десяти, я снова подхватила ее и прижала к груди.

Такого издевательства мой преследователь не вынес – собрав все силы, он вновь рванулся за мной, и мы пробежали еще метров триста в очень достойном темпе. Я была счастлива – охота, несомненно, удалась.

И тут случилась неожиданность. Когда мы пробегали мимо развилки, деревья возле которой были помечены синими и красными стрелками (вероятно, для лыжников – хотя не знаю, что подумал бы Александр), я услышала, как мой преследователь закричал:

– Сюда! Помогите!

Оглянувшись, я увидела, как он кому-то машет. А затем с боковой дорожки, которую мы только что миновали, выехали два конных милиционера.

Не знаю, как передать ужас и величие этой минуты. У Пушкина есть нечто подобное в «Медном всаднике», но там был один всадник, а тут их было двое. Как в замедленной съемке из страшного сна, они развернулись, нацелились на меня четырьмя мордами – двумя милицейскими и двумя лошадиными – и понеслись следом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза