Священная книга оборотня

Я смерила взглядом расстояние до окна. До него было два прыжка. Да будь он даже императорским телохранителем, подумала я, ему меня ни за что не схватить.

— Конечно знаю, — сказала я, собираясь в тугую пружину. — Вот, например, сидит перед вами лиса А Хули. Вроде бы она самая настоящая, имеет форму. А приглядеться, никакой А Хули перед вами нет, а одна сплошная пустота!

И с этими словами я яростно рванулась к черному квадрату свободы, в котором уже горели первые звезды.

Забегая вперед, хочу сказать, что именно этот опыт помог мне впоследствии понять картину Казимира Малевича «Черный квадрат», Я бы только дорисовала в нем несколько крохотных сине-белых точек. Однако Малевич, хоть и называл себя супрематистом, был верен правде жизни — света в российском небе чаще всего нет. И душе не остается ничего иного, кроме производить невидимые звезды из себя самой — таков смысл полотна. Но эти мысли посетили меня через много веков. А в ту секунду я просто повалилась на пол от невыносимого, ни с чем не сравнимого стыда. Мне было так плохо, что я даже не могла закричать.

Желтый Господин убрал оковы с моих рук. Окно было совсем близко. Но я забыла про шляпу, которая прижимала мой хвост к полу.

*

Никакая физическая и даже нравственная боль не сравнится со страданием, которое я испытала. Все, что отшельники переживают за годы покаяния, уместилось в единственную секунду небывало интенсивного чувства — словно удар молнии осветил темные углы моей души. Как горсть праха, я осыпалась на пол, и из моих глаз хлынул поток слез. Перед моим лицом оказался мятый лист Сутры Сердца, с которого на меня глядели равнодушные знаки, говорящие, что и я, и мой неудавшийся побег, и невыразимые муки, которые я испытывала в ту секунду — лишь пустая мнимость.

Желтый Господин не смеялся и смотрел на меня вроде бы даже с участием, но я чувствовала; что он еле сдерживает смех. От этого мне было еще сильнее жаль себя, и я все плакала и плакала, пока знаки, на которые капали мои слезы, не потеряли форму, превратившись в черные расплывающиеся кляксы.

— Так больно? — спросил Желтый Господин.

— Нет, — ответила я сквозь слезы, — мне… мне…

— Что — тебе?

— Я не привыкла говорить с людьми откровенно.

— При твоем промысле это неудивительно, — усмехнулся он. — И все же, почему ты плачешь?

— Мне стыдно… — прошептала я.

Я так мерзко ощущала себя в ту минуту, что ни о каких хитростях уже не думала, и участие, которое проявлял ко мне Желтый Господин, казалось мне незаслуженным — я-то хорошо знала, что полагалось за мои дела. Если бы он принялся заживо сдирать с меня кожу, я, наверное, не очень бы возражала.

— За что тебе стыдно?

— За все, что я натворила… Я боюсь.

— Чего?

— Боюсь, что духи возмездия пошлют меня в ад, — сказала я еле слышно.

Это было чистой правдой — среди видений, которые только что пронеслись перед моим внутренним взором, мелькнуло такое: в ледяном мешке какое-то черное колесо наматывало на себя мой хвост, выдирая его из меня, но хвост никак не отрывался, а все рос и рос, словно паутина из паучьего брюшка, и каждая секунда этого кошмара причиняла мне невыносимые муки. Но ужаснее всего было понимание, что так будет продолжаться целую вечность… Ада страшнее не может представить себе ни одна лиса.

— А разве лисы верят в возмездие? — спросил Желтый Господин.

— Нам не надо верить или не верить. Возмездие наступает каждый раз, когда нас сильно дергают за хвост.

— Так вот оно что, — сказал он задумчиво, — значит, надо было дернуть ее за хвост…

— Кого?

— Несколько лет назад сюда приезжала замаливать грехи одна весьма развитая лиса из столицы. В отличие от тебя она совершенно не боялась ада — наоборот, она доказывала, что туда попадут абсолютно все. Она рассуждала так: даже люди иногда бывают добры, насколько же небесное милосердие превосходит земное! Ясно, что Верховный Владыка простит всех без исключения и немедленно направит их в рай. Люди сами превратят его в ад — точно так же, как превратили в него землю…

Обычно я любопытна, но в ту минуту мне было так плохо, что я даже не спросила, кто эта лиса из столицы. Но аргумент показался мне убедительным. Сглотнув слезы, я прошептала:

— Так что же, выходит, надежды нет совсем?

Желтый Господин пожал плечами.

— Понимание того, что все создано умом, разрушает самый страшный ад, — сказал он.

— Понимать-то я это понимаю, — ответила я. — Я читала священные книги и разбираюсь в них очень даже неплохо. Но мне кажется, что у меня злое сердце. А злое сердце, как правильно сказала эта лиса из столицы, обязательно создаст вокруг себя ад. Где бы оно ни оказалось.

— Если бы у тебя было злое сердце, ты не пришла бы на звуки моей флейты. Сердце у тебя не злое. Оно у тебя, как у всех лис, хитрое.

— А хитрому сердцу можно помочь?

— Считается, что при праведной жизни хитрое сердце может исцелиться за три кальпы.

— А что такое кальпа?

— Это период времени, который проходит между возникновением вселенной и ее гибелью.

— Но ведь ни одна лиса не проживет столько времени! — сказала я.