«Человеческий разум так любит строить, что уже много раз возводил башню, однако затем опять разбирал ее, чтобы посмотреть, как устроен ее фундамент» — сказал Кант в своих «Пролегоменах ко всякой будущей метафизике», но, сознавая это, сам построил башню, фундамент под которой незыблем лишь для самого философа. Все величественное здание кантовской трансцендентальной философии имеет оправдание своего существования лишь в том, что наилучшим образом иллюстрирует мысль, как относительное мышление есть лишь звук пустой для тех, кто с ним не имеет сродства. Недаром на юбилейной медали, поднесенной Канту, изображена наклоненная Пизанская башня, которая стремится упасть и лишь каким то чудом держится. Вся философия Канта, как зиждущаяся на некоторых постулатах, существует лишь постольку, поскольку они несомненны; их относительность налагает печать на все величественное здание, которое, являясь интереснейшим образчиком человеческого мышления вообще, как грандиознейшая относительная система, вместе с тем, совершенно лишена абсолютной ценности. Следуя методу индукции, Кант и сам хорошо понимал, что вся эволюция его мышления есть лишь узкий извилистый путь, существующий лишь для него самого; он удовлетворился этим и пошел по нему всей силой своего разумения, а посему он должен был вовсе игнорировать все то, что подчеркивало его относительность.
Я избрал путь, которого хочу держаться; я пойду по нему и ничто меня не удержит».
И стремясь по этому пути, несмотря на все препятствия, Кант нашел в нем свое удовлетворение, свое счастье, но они остались лишь его личной индивидуальной собственностью.
«Ограниченность его есть главнейшая причина бесчисленных заблуждений; и мир и человек вечно останутся для него загадкой, потому что он хочет измерять духовные силы телесной мерой».
Отрицая все с собой несогласное, эмпирическая философия не могла не придти к атеизму, ибо во всех своих построениях она
«Чудеса, дивные приключения, таинства веры останутся навсегда загадкой для наших философов, коим разум никогда не объяснит сих вещей, для которых нужно высшее просвещение. Мирские ученые весьма чувствуют сей свой недостаток: их споры и разные об одной вещи мнения суть доказательства того, почему все то, что они понять и объяснить не могут, они отвергают, как мечту воображения, или как порождение воспаленной головы, или как обман».