Священная охота

Ингри всю ночь мучили кошмары, хотя утром он не мог их вспомнить; проснулся он, чувствуя легкую лихорадку. Сквозь окошко крохотной, но все-таки отдельной комнаты под самой крышей гостиницы пробивались солнечные лучи. Рассвело. Пора отправляться в путь.

Первое же движение пробудило боль во всем его избитом и исцарапанном теле, так что Ингри поспешно отказался от намерения сесть. Однако и лежа облегчения он не испытывал. Ингри осторожно повернул голову, и по шее словно пробежало пламя. Взгляд его упал на груду посуды, которую он составил на полу у двери. Все это неустойчивое сооружение выглядело нетронутым. Хороший знак.

Повязки на правой руке и на запястьях Ингри оставались на месте, хоть сквозь них и проступила кровь. Ингри пошевелил пальцами. Итак, прошлый вечер ему не примерещился, какими бы невероятными ни казались все вчерашние ужасы. По мере того как воспоминания возвращались, Ингри ощутил болезненную судорогу в животе.

Ингри со стоном заставил себя подняться и доковылял до умывальника. Зачерпнув левой рукой ледяной воды, он плеснул себе в лицо, но это ничему не помогло. Натянув штаны, он присел на край постели и попытался надеть сапоги, но на опухшие щиколотки налезать они отказались. Ингри признал свое поражение и уронил сапоги на пол. Он осторожно снова прилег поверх сбитого одеяла. Всякие мысли в голове вытесняло что-то вроде гудения. Ингри пролежал еще около получаса, судя по перемещению светлых квадратов по полу, и за все это время единственным, о чем он оказался в силах подумать, было смутное огорчение невозможностью натянуть сапоги.

Скрипнула дверь, и за звоном рассыпавшейся посуды последовали изумленные ругательства Гески. Морщась, лейтенант пробрался между раскатившимися по полу кружками и мисками. Геска было одет в кожаный дорожный костюм с накинутым поверх серо-голубым плащом гвардейцев Хетвара и явно привел себя в порядок ради торжественного сопровождения траурного кортежа: светлые волосы были расчесаны, добродушное лицо выбрито. На Ингри он посмотрел с ужасом.

— Милорд…

— Ах, Геска… — Ингри все же удалось прохрипеть: — Как там наш свинский парень?

Геска покачал головой, все еще под впечатлением от увиденного.

— Иллюзия развеялась где-то к полуночи. Мы отправили его в постель.

— Проследи, чтобы он не попадался просвещенной Халлане.

— Ну, тут проблем не будет. — Геска встревоженно смотрел на синяки и забинтованные руки Ингри. — Лорд Ингри, что все-таки случилось с вами вчера вечером?

Ингри заколебался.

— А что об этом говорят?

— Солдаты, сидевшие в зале, доложили мне, что вы заперлись с волшебницей, а потом часа через два из комнаты неожиданно донесся ужасный шум — вопли и грохот, так что с потолка этажом ниже посыпалась штукатурка. Впечатление было такое, словно там кого-то убивали.

«Почти…»

— Волшебница и ее слуги потом вышли из гостиницы, как будто ничего не случилось, а вы, хромая, отправились к себе, не сказав никому ни слова.

Ингри постарался, насколько возможно, вспомнить те отговорки, к которым прибегла Халлана.

— Да… Я нес… нес блюдо с окороком и нож и споткнулся о стул. — Нет, про стул она ничего не говорила… — Опрокинул стол и при этом порезал руку.

Геска сморщился: ему явно никак не удавалось соотнести описанное событие со странной коллекцией синяков и повязок на Ингри.

— Мы фактически уже готовы отправляться. Здешний жрец ждет, чтобы благословить гроб Болесо. Вы будете в состоянии ехать верхом? После случившегося…

«Неужели я выгляжу так ужасно?»

— Ты передал мое письмо лорду Хетвару курьеру храма?

— Да. Женщина уехала на рассвете.

— Тогда… Скажи солдатам, что они пока свободны. Я жду инструкций. Лучше задержимся здесь и дадим лошадям отдых.

Геска молча поклонился, но по его глазам было понятно, что лейтенант удивлен: зачем было выжимать из людей и животных последние силы, чтобы неизвестно зачем потратить здесь сэкономленное время? Геска поднял с пола миски и кружки, поставил их на умывальник и, бросив на Ингри еще один озадаченный взгляд, вышел.

Ингри написал последний отчет хранителю печати сразу по прибытии в Реддайк, сообщая об остановке кортежа в этом городе и прося о том, чтобы его сменили под тем предлогом, что ему не по силам выполнение всех положенных церемоний. В письме, таким образом, не было ни слова о храмовой волшебнице. Ингри не упомянул и о происшествии на переправе; ни о чем, связанном с пленницей, Ингри не упомянул вообще. Обязанность докладывать лорду Хетвару обо всем происходящем вступила теперь в схватку с поселившимся в сердце Ингри страхом. Страхом и яростью…

«Кто и как наложил на меня это чудовищное заклятие? Почему кому-то понадобилось превращать меня в безмозглое орудие?

И не может ли такое случиться снова?»

Собственная ярость пугала Ингри, хотя как раз страх и питал гнев, перехватывая горло и заставляя боль пульсировать в висках. Ингри откинулся на подушку, пытаясь вернуть себе трудно давшуюся самодисциплину, рожденную жреческими пытками в Бирчгрове. Постепенно ему удалось заставить мышцы расслабиться.