– Халлана! Надеюсь, с ней ничего не случилось?
– Нет… то есть с ней было все в порядке, когда я ее видел в последний раз.
Льюко настороженно взглянул на письмо.
– Дело… сложное?
Ингри помедлил, прежде чем ответить.
– Халлана не показывала мне письма. Но я думаю, что сложное.
Льюко вздохнул.
– Ну, все-таки это не еще один белый медведь… Не думаю, чтобы Халлана подарила мне белого медведя. Вернее, надеюсь…
Ингри на мгновение забыл о цели своего прихода.
– Я видел белого медведя во дворе храма. Он… э-э… производит большое впечатление.
– Он совершенно устрашающий, на мой взгляд. Грумы просто рыдали. Да помилует нас Бастард, неужели они в самом деле собираются использовать его во время похорон?
– Именно так это выглядело.
– Нам следовало просто поблагодарить князя и отправить медведя в зверинец. Куда-нибудь подальше от столицы.
– Как он здесь оказался?
– В качестве сюрприза. Его привезли на лодке.
– Какого же размера должна быть для этого лодка!
Льюко улыбнулся изумлению Ингри и сразу стал выглядеть на несколько лет моложе.
– Я ее вчера видел: она привязана у причала ниже по течению. Совсем не такая большая, как можно было бы ожидать. – Льюко провел рукой по волосам. – Что касается медведя, то это дар, а может быть, взятка. Его привез этот рыжеволосый великан с какого-то острова в холодном южном море –то ли князь, то ли пират, кто его разберет. Князь Джокол, которого его преданная команда ласково называет Джокол Раскалыватель Черепов, как мне говорили. Я полагаю, что белого медведя нельзя приручить, но этот князь растил своего любимца с тех пор, когда тот был крошечным медвежонком, – что делает его дар, пожалуй, еще более ценным. Страшно представить, что за путешествие они проделали – те моря знамениты своими штормами. Подозреваю, что этот князь совершенно безумен. Как бы то ни было, на содержание медведя он пожертвовал храму несколько больших слитков чистого серебра – что, похоже, и лишило смотрителя храмового зверинца решимости отказаться от такого дара. Или взятки.
– Взятки ради чего?
– Раскалыватель Черепов желает увезти на свой обледенелый остров вместо белого медведя священнослужителя-кинтарианца. Каждый жрец должен быть горд и счастлив совершить такой подвиг ради веры. Храм объявил, что добровольцы могут прибыть в столицу. Об этом объявляли дважды… Если никто не объявится ко времени отплытия князя, придется принимать меры – возможно, вытаскивать подвижника из-под кровати. – На лице Льюко снова промелькнула улыбка. – Я могу позволить себе посмеиваться: меня-то не пошлют. Ну ладно… – Льюко снова вздохнул, придвинул к себе письмо – так, чтобы восковая печать оказалась сверху – и низко склонился над ним.
Веселье покинуло Ингри, он снова насторожился. Его кровь – та самая кровь, – казалось, быстрее побежала по жилам. Льюко не носил на плече шнура волшебника, от него не пахло демоном… и тем не менее храмовые волшебники передним отчитывались… обращались к нему с самыми сложными своими проблемами…
Льюко положил руку на печать и на мгновение закрыл глаза. Что-то словно вспыхнуло вокруг него; Ингри ничего не увидел и ничего не учуял, но волосы у него на голове зашевелились. Он почувствовал что-то похожее на тот мучительный трепет, который ощутил однажды в прошлом; тогда источник был гораздо мощнее, но восприимчивость Ингри – слабее. В конце своего бесплодного паломничества в Дартаку, в присутствии сухонького, сгорбленного, усталого, совершенно обыкновенного с виду человека, который спокойно сидел перед Ингри, а через него мира материи касался бог…
«Льюко не волшебник, он святой, по крайней мере отмеченный богом».
И он знает, кто такой Ингри; похоже, он живет здесь в храме уже давно, судя по состоянию его кабинета, а Ингри никогда раньше его не видел… или не замечал. Определенно Льюко не бывал среди тех настоятелей, которые являлись к хранителю печати или в королевский дворец: помнить их всех входило в обязанности Ингри.
Льюко поднял глаза; теперь в них уже не было заметно веселья.
– Вы служите хранителю печати Хетвару, не так ли? – мягко поинтересовался он.
Ингри кивнул.
– Это письмо было вскрыто.
– Но не мной, просвещенный.
– Кем же?
Ингри лихорадочно думал. Письмо попало от Халланы к Йяде, потом к нему… Йяда? Наверняка нет. Оставляла ли его где-нибудь Йяда, вынимала ли из кармана своей амазонки? Она была в этой одежде все время, за исключением… за исключением того ужина с графом Хорсривером. А Венсел выходил из-за стола, чтобы ознакомиться со срочным сообщением… ну да! Графу ничего не стоило заставить дуэнью позволить ему порыться в вещах пленницы, но неужели Венсел рассчитывал, что какой-то шаманский трюк позволит ему провести волшебника?
«Но ведь Льюко не волшебник… или все-таки волшебник?»
– Без доказательств любое мое предположение может оказаться клеветой, просвещенный, – уклончиво ответил Ингри.
Взгляд Льюко стал пугающе пронзительным, и Ингри испытал облегчение, когда внимание жреца снова переключилось на письмо.
– Что ж, посмотрим, – пробормотал Льюко и вскрыл письмо, сломав печать.