Священная охота

— Да, такова была одна из необходимых, но недостаточных предосторожностей, — пробормотал Хорсривер. — Если бы истинное междуцарствие было легко устроить, их случалось бы больше, уверяю тебя… и случайно, и по чьей-то воле.

Хорсривер поморщился и продолжал:

— Королевский знаменосец и по традиции, и в силу глубочайшей необходимости должен был обладать несколькими качествами. Он — или она, — граф бросил острый взгляд на Фару, — принадлежал обычно к тому же клану и был близким кровным родичем короля, хотя не обязательно наследником. Его выбирал король, а наделял необходимыми умениями королевский шаман… это мог делать и сам король, если он был одновременно шаманом. После этого королевского знаменосца представляли всем воинам клана, обладающим духами животных. Так что мы сейчас имеем всё необходимое для избрания знаменосца, хоть и в урезанном виде. Соответствующей церемонии тоже не будет… Не под священные гимны, а в молчании поедет последняя знаменосица Древнего Вилда рядом со своим возлюбленным господином. — Взгляд, который Хорсривер бросил на Фару, был полон мрачной иронии.

Фара, слушавшая всё это, стиснув зубы, открыла рот, чтобы заговорить, но Венсел поднял руку, а его губы сложились в беззвучный приказ, отданный колдовским голосом. На этот раз Ингри смог ощутить, как заклятие — вместе с её собственными страхом и гневом — заткнуло, словно кляп, рот Фаре. Губы женщины дрогнули и сжались в тонкую линию, но глаза горели яростью.

— Ради чего? — прошептал Ингри. «Он же просвещает нас не просто так, в этом я уверен». Теперь, в ретроспективе, Ингри ясно видел, что Хорсривер уже давно готовит его к чему-то.

Венсел заколебался, потом с болезненным кряхтением выпрямился, повернулся и выплюнул в темноту сгусток крови. Металлический запах коснулся ноздрей Ингри. Граф взглянул на почтительно приблизившихся грумов, которые закончили возиться с лошадьми.

— Нужно развести костёр. И приготовить еду, пожалуй. Надеюсь, они захватили достаточно припасов. Ради чего, спрашиваешь ты? Скоро увидишь.

— Могу ли я ожидать, что останусь в живых? — Ингри взглянул на Фару.

«Останемся в живых мы оба…»

Губы Венсела тронула усмешка.

— Можешь. — Поднявшись, он растворился в пахнущей хвоей темноте.

Ингри так и не понял, что означала последняя реплика графа: то ли пророчество, то ли разрешение.

Хорсривер разбудил Ингри в предрассветных сумерках; граф сам подбрасывал в костёр сучья, чтобы развести яркий огонь. Все путники спали, не раздеваясь; грумы, по-видимому, должны были свернуть лагерь и отвести в конюшню усталых лошадей. Ингри и Фаре оставалось только натянуть сапоги и позавтракать чёрствым хлебом с сыром, радуясь тому, что им хотя бы дали по кружке горячего чая.

Как заметил Ингри, предназначенные для них пони были не особенно нагружены. В седельных сумках оказалась еда, которой должно было хватить на день, и овёс для лошадей, но большую часть запасной одежды, в основном принадлежащей Фаре, и всё, что могло бы потребоваться для ночлега, должны были увезти с собой грумы. Это встревожило Ингри, хоть он и не стал делиться своими опасениями со всё ещё лишённой голоса принцессой.

Сквозь ночной туман, оседавший каплями на ветвях деревьев, начали пробиваться серые лучи рассвета. Фара дрожала от холода и сырости, когда Ингри подсаживал её на коренастую вороную лошадку с коротко подстриженной гривой и белыми чулками на ногах. Хорсривер довольно неуклюже привязал древко знамени, расположив его горизонтально, к своему стремени. Вскочив в седло, он взмахом руки велел Ингри и Фаре следовать за собой: как он и распорядился накануне, в полном молчании. Ингри оглянулся на грумов. Старший из них встревоженно смотрел вслед всадникам, а младший уже снова завернулся в одеяло, рассчитывая поспать ещё немного в тепле.

Хорсривер двинулся в ложбину между двумя холмами — сначала путники ехали по дороге, потом по протоптанным оленями тропам. Ингри, скакавшему последним, всё время приходилось уворачиваться от низко нависших ветвей. Тропа сузилась так, что сучья со скрипом царапали его кожаную одежду, как когти хищника. Копыта лошадей шуршали опавшими листьями, иногда скользя по скрытой ими грязи.

Разгорающийся день заставил мягкий занавес тумана подняться, и стволы берёз стали чётко видны — казалось, они впитали в себя белизну тумана. Бледно-голубая чаша безоблачного неба обещала тёплый день. На всадников и коней напали кусачие чёрные мошки, и лошади принялись взбрыкивать, пытаясь избавиться от мучителей. Когда Хорсривер завёл их в лощину, из которой не оказалось выхода, так что путникам пришлось возвращаться по своим следам, Ингри понял, что как бы хорошо граф ни знал эти места раньше, теперь всё неузнаваемо переменилось.

«Так насколько давно?..»

Выбравшись из лощины, всадники стали подниматься по склону следующего хребта.