Это не подавление свободы совести и не запрет на мысль. Ты можешь быть либералом, но распространять либерализм не имеешь права. Хочешь быть сифилитиком — будь им. Других заражать — не позволим. Так же и геем быть не запрещено. Ни кого не интересует, чем вы там пол одеялом занимаетесь. Но гей–парады, любые объединения геев, любая гейская полиграфия — под запретом. Мы не идиоты, чтобы пытаться изгнать зло из жизни, но мы изгоним его из информационного пространства, и этим остановим его распространение, минимизируем зло. Самое главное, что мы сделаем: назовем зло злом, а добро добром. Равноправия добра и зла больше не будет.
И вот скажите мне, пожалуйста, эта страшная и чудовищная диктатура станет для России каким–то катаклизмом, потрясением основ, ломкой привычного уклада? Нет, конечно, всё пройдет очень мягко и гладко. Русская жизнь вернется в своё привычное русло. Народ только спасибо скажет. Как в одном из романов Веллера: — А что сказали мужики? — А мужики сказали: «Вот так–то на хрен».
Мы пожертвуем чувствами горстки выродков — интеллегентов. Им будет очень больно. Им покажется, что обрушился мир. Но ведь это ничтожная горстка извращенцев, их убогие интересы — ни что по сравнению с народным благом.
Начнется отток из страны интеллигенции? Так скатертью дорога. Без Шендеровичей и Гельманов воздух в России станет гораздо чище. Сколько людей мы таким образом потеряем? Тысячу? Две тысячи? Но сегодня врачи–убийцы ежегодно лишают жизни сотни тысяч не рождённых детей, делая аборты. Этого больше не будет. И демография резко пойдет вверх. Так что оттоку из страны немногочисленной либеральной интеллигенции все будут только рады — население меньше не станет.
Почему пала монархия в феврале 1917 года? Народ больше не хотел царя–батюшку? Да ни чего подобного. Значительная часть народа по–прежнему любила царя. Ну, может быть, ещё более значительная часть ни каких особых чувств к царю не испытывала, но ни чего не имела против него. Ни когда без царя не жили и желания такого не имели. Неужели кто–то думает, что стомиллионное русское крестьянство хотя бы чуть–чуть затронуло желание жить без царя? Нет, мечта «свергнуть автократа» была уделом жалкой и численно ничтожной горстки интеллигенции. Вот только высшее государственное управление рекрутировалось в основном из этой горстки. Разнузданная либеральная пропаганда, вообще ни как не коснувшись народа, полностью развратила русскую интеллигенцию, а самое страшное — офицерство и генералитет.
Почему Николай II отрекся от престола? Да потому что все пять командующих фронтами послали ему телеграммы: «Отрекитесь, государь». Значит ли это, что армия предала императора? Нет, конечно. «Серые шинели», миллионные солдатские массы пошли бы за царем, они уж во всяком случае ни чего против царя не имели. Государя предали генералы. Пять паршивых генералов. Требовалось всего 5 виселиц (как для декабристов) и не сгинули бы в большевистской мясорубке 50 миллионов русских людей. Русскую монархию уничтожили генералы, страдающие от «французской болезни» либерализма.
И вот представьте себе, что пять командующих фронтами прислали бы императору телеграммы: «Мы с вами, государь, и вся армия с вами». Всё! Не было бы ни какой революции, потому что народу эта революция была и на хрен не нужна. Через год победили бы в войне. Русский трон стоял бы и доныне.
Откуда же взялись эти пять мерзавцев–генералов? А это были жертвы разнузданной либеральной пропаганды. Газетки почитывали, в которых царя поругивали, книженками всякими французскими увлекались про «свободу, равенство и братство», Робеспьеров и Дантонов своими кумирами имели. То есть всех и дел–то было, ещё в конце XIX века строго–настрого запретить все эти газетки и книженки — и жертва–то была бы невелика, а вот те пять генералов выросли бы нормальными русскими людьми и ни когда бы не предали государя.
Русская монархия была уничтожена либеральной прессой. И всего–то на всего. Пустячек-с. Неужели урок не пойдет нам в прок? Ведь если бы всю эту грязную газетную мразь своевременно загнать за Урал, так ведь и виселицы не потребовались бы. Так вот. Мы сначала уничтожим либеральную прессу, а потом реставрируем монархию.