Священная тайна Церкви

Это выступление Эрн подвергает подробному анализу в»Разборе Послания Святейшего Синода об Имени Божием», опубликованном незадолго до смерти философа. По мнению Эрна, Синод мог реагировать на афонские споры двумя способами: либо вынести вопрос на всеправо–славное соборное обсуждение, либо»взяться за положительное богословское исследование вопроса и так его творчески разрешить, чтобы верующие действительно могли научиться точной Истине о почитании Имени Божия» [1935]. Синод выбрал наименее удачный путь: не рассмотрев вопрос по существу, он поспешно высказался по поводу того понимания, которое счел ошибочным, думая тем самым закрыть тему.«Два иерарха, известные своим страстным вмешательством в политические дела, и один преподаватель духовного училища, решительно ничем не известный, написали три полемических статьи, и эти частные и случайные мнения трех православных христиан, благодаря связям и влиятельности двух из них, сделались теми докладами, кои были положены в основу Синодского Послания об Имени Божием» [1936].

Говоря о содержательной стороне Послания, Эрн прежде всего отмечает:

Первая черта богословствования Синода — это бросающееся в глаза отсутствие богословской мысли<…>Никакого исследования по существу вопроса об Имени Божием мы в Послании не находим<…>Второй чертой нельзя не признать определенно светский характер всех его рассуждений. В своих контраргументах Синод опирается не на святоотеческую мысль, не на мысль святых и подвижников, а на некую философию придуманную; причем<…>философия эта, естественно, не нуждается ни в каких обоснованиях, ни фактических, ни логических. Достаточно кивнуть в ее сторону, даже не называя ее по имени, чтобы все сразу делалось ясным и, главное, твердо установленным<…>И вот, опираясь с полнейшей и твердой уверенностью на»философию», составители Послания прежде всего хотят представить себя людьми необычайного просвещения, безусловно идущими в уровень с»веком», своих же противников выставить любителями мрака и невежества<…>Если причиной волнений было только невежество, то почему же Синод отнял возможность у всех кандидатов, магистров и докторов Российского богословия дружным хором, по всем журналам, со всех кафедр, со всех амвонов унять невежество низшей братии и потушить начавшийся пожар многоводной рекой блистательной богословской учености и богословского всеведения. Тогда бы вышло всенародное торжество Российского духовного просвещения, и уж, конечно, не пришлось бы прибегать к той пресловутой»пожарной кишке», которой засовестился даже»подведомственный»редактор Колокола!<…>Не показывает ли явно прозвучавший голос некоторых высокопросвещенных российских богословов, что, допусти Синод свободное и беспрепятственное созревание соборного мнения Русской Церкви об Имени Божием, — все наипросвещеннейшее в России подало бы руку простецам Афонцам и вместе с ними восстало бы против того господствующего у нас духовного полупросвещения, которое является и полухристианством, полуцерковностью, полуправославием? И не этого ли испугался Синод?<…>Не от того ли сначала запретил исследовать вопрос об Имени Божием, а потом, только себя одного не лишив голоса, преподнес верующим полемическое философствование двух иерархов и одного преподавателя духовного училища?[1937]

Позиция»просвещенности», занятая Святейшим Синодом, подвергается Эрном резкой критике. По его мнению,«с своим»просвещением»Синод запаздывает, по крайней мере, на четверть века, ибо научное сознание современности давно ушло от той наивной догматичности, которая процветала тогда, когда составители Послания сидели на школьной скамье. Научное сознание в последние десятилетия пережило глубочайший кризис и внутренне надломилось, открыв почти во всех областях ведения такую сложность, которая решительно отменяет старые, простые, уверенные в себе»квадратные»ответы» [1938]. Автор обвиняет Синод в номинализме и позитивизме, в следовании принципам»Логики»Милля [1939] ^— тем принципам, которые были опровергнуты еще при жизни Милля Джевонсом  [1940]° и впоследствии Гуссерлем [1941], а в русской литературе — Л. М. Лопатиным. В трудах этих мыслителей произошло полное преодоление эмпиризма и номинализма Милля: