Священная Терапевтика

Жрец отодвинул каменную плиту в конце зала, и открылось другое помещение, тех же размеров, стены которого были украшены сложным барельефом из двадцати двух отдельных картин, связанных тем не менее общим сюжетом. Посередине этого зала можно было различить очертания небольшого бассейна, охваченного тремя концентрическими кругами, расстояние между которыми было покрыто формулами и клинописными знаками. Лампады, размешенные на каждой стене в форме большой пятиконечной звезды, внутри которой на стене была выгравирована человеческая фигура, освещали бассейн таким образом, чтобы оставался в полумраке высящийся над ним престол; на престоле симметрично были расположены Чаша, круглая металлическая пластина, покрытая письменами, меч, жезл и несколько свитков папируса. Перед престолом сквозь колеблющуюся завесу курений высился алтарь, в глубине его светились три мужские фигуры, простирающие руки над кубическим камнем. Над бассейном поднимался легкий пар…

— Сними с себя одежду и войди в воду.

Номарх, истерзанный тяжелой болезнью, не в силах совладать с собой после пережитого душевного волнения, не говоря ни слова, нервно сбросил с себя богато расшитый халат, тонкое белье и, зябко ступая по каменным плитам, повиновался.

Первосвященник приступил к алтарю. Бросил на тлеющие угли жертвенника горсть трав, вспыхнуло и поднялось розовое пламя; плотный туман, благоухающий ладаном, миртом и ирисом, окутал алтарь… Он взял с престола чашу и вылил ее содержимое в бассейн — пар приобрел зеленоватый оттенок. Номарх, притихший было, застонал.

— Ваше Достоинство, мое тело жгут тысячи огней!

— Молчи и забудь о своем теле.

Иерофант Амена наклонился и поднес к губам больного небольшую медную чашу, наполненную до краев темно-коричневой жидкостью.

— Пей.

Номарх припал к чаше, сделал четыре долгих глотка и вдруг — закрыл глаза, обмяк. Его некрасивое дряблое тело просвечивало сквозь принявшую изумрудный цвет воду бассейна, казалось длиннее. Номарх бессознательно шевелил губами, слабо вскрикивал, на лбу проступили крупные капли пота.

И тогда Пророк Египта опустился на колени и поднял руки. Некоторое время простоял так, не шелохнувшись; и лишь по легкому движению губ можно было догадаться — он молился. Лицо его постепенно меняло выражение — суровые складки бровей расправились, разошлись; смягченные черты лица приняли торжественное выражение.

Маг поднялся с коленей, ноздри его раздувались, глаза сияли…

Он взял в правую руку жезл, охваченный семью кольцами разноцветных металлов, вступил в круг, приблизился к бассейну. Резко выбросил вперед левую руку, и внезапно всколыхнулась вода: это дернулось схваченное невидимой силой тело больного. Правая рука Иерофанта была поднята вверх. Жезл, устремленный в небо, содрогался; левая рука — неподвижно застывшая над бассейном — словно окоченела, широко расставленные пальцы были белы; и на фоне этой мертвенной белизны синим холодным светом засветился камень на указательном пальце…

Губы его двигались, все слышней и яснее становился шепот, перерастая в восторженные, властные, пылающие слова. Они, казалось, возникали в виде горящих светящихся струй над головой Мага, вливались через макушку в голову, наполняли светом затылок, протекали по позвоночнику и, разделившись на два огненных потока, катились, текли, по рукам: по левой — вниз, в бассейн, сквозь пласты изумрудной жидкости, сотрясая и обволакивая распростертое нагое тело; по правой — вверх кругами по кольцам жезла, переливаясь семью цветами и уходя к сводам потолка, где, раздвигая тьму, рождалось уже ответное сияние-

Голос Иерофанта становился все громче, наполняясь могучей, нечеловеческой силой: