Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара

Я написал Арни в 16.11: «Привет, не против, если я завтра приеду под Угледар посидеть с тобой в одном окопе? Привезу книжку, как обещал, поболтаем. Жду ответа». В последнем посте в его телеграм-канале «Огнеборец» Арни написал, что наши зацепились за угледарские дачи, и все как-то успокоилось, нет горячки штурма, и я рассудил, что особо мешать никому не буду.

В 18.00 мне позвонил наш общий товарищ: «Арни погиб, подорвался на мине».

Андрей Рахов, доброволец, арткорректировщик и бывший пожарный, ушел от нас. А еще Арни был поэт, мастер-рукопашник и один из основы питерского фанатского движа. На днях в его память сербские соратники развернули на трибунах огромный баннер: «Сердце героя бьется вечно».

Я познакомился с ним в начале мая в расположении батальона «Восток» под Мариуполем. Он пришел в нашу комнатку с лично выкованным топором древнерусского образца и стягом с ликом Христа. Мы сдвинули старую мебель, расчистили место для его спальника, как-то сразу подружились и стали жить-поживать строгим и непьющим мужским коллективом.

Один из парадоксов происходящего — я нечасто общался с Арни, но пережил вместе с ним много, достаточно, чтобы узнать друг друга так, как за десять лет мирной жизни не узнаешь. И одно совместное наше переживание оставило странный, мистический отпечаток на цифровой фотографии, сохранилось в материальном. В «серой зоне», на сортировочной станции «Азовстали», мы с Арни на свой страх и риск искали наш сбитый коптер, двигаясь по следам бежавших «азовцев». Они выносили раненого и попали под минометный огонь, бросив в итоге своего побратима. Он так и остался там лежать на модных заграничных носилках в виде корытца. «Азовцы» бежали в страшной панике, у них все сыпалось из карманов и разгрузок. Арни подобрал в траве и вручил мне крутейшую карманную игровую приставку. Она сразу включилась, и меню у нее оказалось на «державной мове». Я тут же отдарился найденным магазином с трассерами: редкая вещь на тот момент. В какой-то момент я сделал снимок, он почему-то всегда меня завораживал, и только сейчас я понял его провидческий смысл. Арни как бы уходит по бесконечному и темному коридору из железнодорожных вагонов прямо на небо, а оно изумительно-синее, с такими благостными облаками, как на иконах. Когда Арни погиб, я нашел съемку и долго вглядывался в эту фотографию. Мне было холодно.

Как всегда, после гибели товарища в очередной раз утешился словами Высоцкого: «Наши мертвые нас не оставят в беде, наши павшие, как часовые». Я верил всегда, что они присматривают за нами с небес. И весточка от Арни пришла очень быстро.

ЗДЕСЬ В ГОСТИ ХОДЯТ В МЕТЕЛЬ

Утром я отправился в гости к удивительному человеку. Николай Васильевич, бывший шахтер, давно уже на пенсии. Последние девять лет он живет в 300 метрах от линии соприкосновения, в своем полуразрушенном доме, и держит добрую сотню голубей. А голубеводы — люди непростые, они посредники между землей и небом. Тем более в таких обстоятельствах. Ехать до Николая Васильевича мне ровно 20 минут. Как говорят в Донбассе, меня от чего-то трусило — я не мог решить: сразу же заехать в главный храм Донецка, Свято-Преображенский собор, чтобы поставить Арни свечку за упокой, или сделать это на обратном пути, когда не буду спешить? Я все-таки заехал в храм, и там у меня зазвонил телефон. Я еще подумал: «Ну кто это, как же не вовремя!» Звонил Николай Васильевич:

— Дима, даже не вздумай приезжать! У нас тут бой идет, прямо возле дома снаряд упал. Давай завтра, если будет тише.

По времени получалось: если бы не Арни, я подкатил бы к останкам Донецкого аэропорта четко к началу обстрела, может, и этот снаряд бы меня нашел.

До Николая Васильевича я доехал только через три дня, когда по всему Донбассу объявили штормовое предупреждение: метель и туман. Артиллерия замолчала, бои поставили на паузу.

Девять лет Николай Васильевич живет в 300 м от линии фронта, рядом с донецким аэропортом и разводит голубей. Уходить не хочет принципиально

Без приключений вкатился на улицу, где живет Николай Васильевич. Впереди, через туман, проглядывались контуры обглоданного боями терминала аэропорта. Подумал еще: «Может, накинуть на машину масксеть?» Но метель на моих глазах превращала ее в сугроб, и я решил, что это лишнее, потом не отдерешь, не сложишь.

Меня вышла встречать собачонка Ася, маленькая, но строгая и голосистая.

— Первая собака с человеческим именем, — пошутил Николай Васильевич, — до этого были Утесы, Шилки, Нона… Есть еще кот Фугас. Пойдем в дом, чай пить.

Мой собеседник не может точно сказать, сколько раз в его дом прилетало. Показывает лишь особо запомнившиеся раны:

— Смотри, вот здесь телевизор у меня стоял, новый, хороший. Обстрел начался, дай, думаю, на пол переставлю! Точно — видишь дыру в стене? Здоровенный осколок вытащил! Тогда хорошо накрыло меня, зубы повыбивало. Но вставил новые, помогли. — Смеется.

— Откуда лупят и чем? Минами?