Священная Военная Операция: от Мариуполя до Соледара

И Енот — самый старший, ему 46. Он с Москвой ведет наблюдение, выявляет цели и прикрывает снайпера. Енот все объясняет мне терпеливо. Чисто психологически мне это было важно, когда под вет чер по нам начали долбить уже без остановки, а наша артиллерия пыталась вести контрбатарейную борьбу. Енот комментировал коротко: «выход», «над нами пройдет», «это наши», «а вот это по нам». Я слушал его внимательно, как слушаешь учителя в первом классе.

Парни говорят без мата — элита российской армии, что тут скажешь. Москва объясняет, куда мы идем:

— Это старые позиции ВСУ. Укропов накрыли на них «градами», и они отошли метров на восемьсот, на запасные позиции. А там — линия Маннергейма.

Я замечаю:

— Думал, это такой ход военной пропаганды, чтобы объяснить, почему мы не можем отогнать врага от Донецка.

Москва не соглашается:

— Видел эти бункеры, действительно все забетонировано, даже двери стальные. Поэтому ОНИ так легко и сбежали из лесопосадки. Смысл цепляться за эти ямы, если за спиной у тебя сплошной бетон?

Теперь за эти ямы цепляемся мы, держим их. От самой лесопосадки остались рожки да ножки, все крупные деревья срезаны осколками. Зато есть буйный подлесок из молодых акаций — из них получаются шикарные шпаги для игры в мушкетеров. Делал в детстве, играл…

ПЕРЕДОК НАОБОРОТ

Позиции ВСУ определяются по габионам из металлической сетки. Подарок от друзей с Запада. Еще один подарок валяется на бруствере — пустой контейнер от английского противотанкового комплекса NLAW. Их позициям досталось от нас, потом нам досталось от НИХ. Все бруствера и траншеи завалены, как говорят археологи, «следами бытования» в несколько слоев. Выдергиваю из самого нижнего слоя отличные бундесверовские противоосколочные очки, давно такие хотел. Вокруг, насколько хватает глаза, жуткое месиво из пробитых плит бронежилетов, касок, фляг, наших пайков и украинских «сни-данков». Под украинским бушлатом на бруствере притаились танковый пулемет с электроспуском и несколько снаряженных лент. Что он здесь делает? Ветер полощет развешанные по кустам бинты, испятнанные бурой кровью, уж не знаю чьей.

Вчера здесь было три наших «трехсотых» (раненых). Под ботинком лопается с щелчком полупустой тюбик от промедола. Еще одна находка — имитация противотанкового ружья, аккуратно сваренная из железных труб и листов.

На отбитых украинских позициях под Марьинкой

«Ружье» смотрит нам в тыл, и я не сразу, но понимаю, что после занятия украинских позиций «передок» здесь оказался совсем с другой стороны. Все это до боли напоминает «траншейную» Первую мировую — так, как мы ее представляем по книгам и кино.

Снайперы выбирают щель для укрытия, чтобы в случае чего туда сразу нырнуть. Выставляют на бруствер подаренную метеостанцию, вроде стоит штиль, но крыльчатка быстро вращается, отсчитывая на экранчике скорость ветра. Снайперы списывают все данные в блокнот — температуру, давление… Объясняют мне, что для работы на дистанции под километр это важно.

Я вместе с Енотом обхожу передний край. Иногда он замирает на десяток минут и прочесывает пространство оптикой. У Енота железные руки и каменное терпение. Я сижу у его ног в траншее и отвлекаю дурацкими вопросами: «Что видно?», «Сколько до укропов?». Енот терпеливо объясняет:

— 776 метров. Пока никого. Все забетонировано, даже вокруг деревьев бетон. Дальше, на высотке, еще одна линия, тоже в бетоне, там пулеметные точки.

Внезапно справа от нас начинается заполошный автоматный огонь. Его поддерживает гулкий пулемет, потом все стихает. Пожилой ополченец слезает с бруствера и ставит РПГ в угол траншеи — я не заметил, как он там оказался с гранатометом на изготовку… Появляется командир этого участка. Позывной «Итальянец». Строго спрашивает молодого ополченца с «усиками девственника», накрытого железной каской чуть ли не до подбородка:

— Зачем шумел?

Ополченец оправдывается:

— Я слышал, как хрустнула ветка под ногой, а потом кто-то сплюнул!

Енот пожимает плечами и говорит: мол, лучше пусть все будут на стороже, чем на расслабоне. Еще раз осматриваем нейтралку и находим сюрприз — растяжки. Несколько дней назад здесь стояли казаки, а уходя, не предупредили сменщиков о минировании. Итальянец смачно ругается, разумеется, не по-итальянски. Матерную тираду прерывает крик: «Коптер!» И мы ныряем в щель.

ВРЕМЯ ЖАЛОБ

В этом бункере всем заправляет резервист Володя, невысокий, похожий на подземного гнома, с седым ежиком на макушке. Володя сразу же начинает суетиться с чаем для нечаянных гостей. Справа от нашего бункера глухо бахает — коптер сбросил мину. Володя смотрит на часы и замечает:

— Так, мужики, у нас есть свободного времени 30–32 минуты.

Я смотрю на него непонимающе, и Володя растолковывает:

— Верь мне, все как в аптеке, сейчас дрон вернется, ему поменяют батареи, привесят новую мину и опять к нам. Вчера нам блиндаж наполовину завалили…

Я вглядываюсь в подземную темноту и понимаю: да, от блиндажа осталась ровно половина, дальше, за нарами, — мешанина из обрушившейся земли и вещей…