Я был тяжело ранен. Лежал без сознания. Когда наше подразделение отошло на новый рубеж, меня схватили фашистские бандиты и бросили в сарай. Вскоре сюда же бросили ещё одного тяжело раненного красноармейца. Оба мы истекали кровью. Но перевязать друг друга нам категорически запретили. Невыносимо хотелось пить, но пить нам не дали. После долгих, ужасных издевательств над нами фашисты принесли помои и вылили их в свинячью кормушку. Сюда же они впустили свинью. Сначала к кормушке они подвели свинью, а потом подтащили нас и заставили пить вместе со свиньёй...
Когда наша часть выбила фашистов из деревни, лейтенанта Кузнецова нашли чуть живым. Тело красноармейца Б. было уже бездыханным.
Все эти злодеяния взывают к мщению. Биться, биться до последнего вздоха, биться, пока не будет уничтожен последний гитлеровец на нашей священной земле!
ГОД 1942-й
Милая, родная моя мамусенька!
Вот я и на фронте. Всё обстоит очень хорошо. Настроение отличное. Всего три дня мы в бою, а уже там много успехов.
Каждый бой оканчивается нашей победой, да какой! Немцы удирают, бросают всё. Мы заняли уже шесть населённых пунктов и в каждом захватили большие и важные трофеи. Противотанковые пушки, пулемёты, целые склады боеприпасов и провианта, лошади, повозки, машины, велосипеды и прочее. Много-много всего. Мы выбиваем фашистов так быстро, что они даже не успевают сжигать деревни. При отступлении зажгут несколько домов — и всё, а то и того не успеют. Бойцы и командиры показали себя с самой лучшей стороны: отвага, выносливость и преданность — качества, обязательные для каждого. Девушки-санитарки — настоящие героини, под градом пуль и разрывов мин идут вместе с бойцами, перевязывают раненых, вытаскивают их из самого огня. Мы с Машей всё время находимся вместе. Она хорошая подруга, смелая и сообразительная. С ней хорошо в бою, она не бросит в беде.
Я по-прежнему верю, что со мной ничего не случится, что всё будет хорошо. Интересно, что, попав первый раз под неприятельский огонь, я не испытывала никакого страха. А сейчас я уже совсем привыкла к свисту пуль (фиии-ууу) и завыванию мин, даже головы не поворачиваю.
Командир нашей! части, наш непосредственный начальник, — очень хороший, смелый и умный командир. Мы всё время находимся при нём и вместе с ним участвуем
Ну а как вы там живете, все ли здоровы? Я о вас очень соскучилась. Скоро разобьём врага и приедем к вам, мои родные, любимые! Мамуленька, родненькая! Не беспокойся обо мне, всё будет хорошо, любимая моя матя! Вот подожди, весна придёт, и будет всё в порядке.
Целую тебя крепко, крепко и нежно, моя хорошая мамочка. Передай привет Кате и Аркаше. Целуй их за меня. И пусть они тебя поцелуют.
Милая моя тётушка, родная Надюшка!
Сегодня получила от тебя письмо и спешу на него ответить. Я жива, здорова, бодра и весела, как всегда. Снова у себя в батальоне, где встретили меня тепло и радостно. Только одно удручает: никуда меня наш комбат не пускает и винтовки не даёт. Говорит: «Пока рана совсем не зарастёт, я вас никуда не пущу. А будете возражать, отправлю опять в медсанбат и скажу, чтобы раньше срока не выписывали». Слышишь, как громко! Ну, это, конечно, шутки. В первом же бою я буду опять на своём месте.
Правда, за бой 20 мая я получила самый строгий выговор от комбата. Он перед боем указал мне точку, из которой я должна стрелять, а я посмотрела — оттуда ничего не видно, и со своим учеником Борисом Б. выдвинулась вперёд. Смотрю, уже наши танки пошли на деревню, за ними штурмующая группа. Ну, я вижу, что мне больше дела будет в деревне, и туда (как раз группа наших автоматчиков во главе замкомбата двигалась туда). Ну, прямо за штурмующей группой влетели мы в деревню. Там же удалось подстрелить пять фашистских автоматчиков. А потом меня позвал комбат. Ну а дальше комбат так рассказывает: «Вы у неё спросите, что она только там не делала?.. На немецкий танк лазила, прикладом по нему стучала, раненная, раненых перевязывала, и спрашивается — для чего? Ведь это не её снайперское дело. А результат? Вышел из строя нужный человек». Ну, он уж очень преувеличивает. Просто меня, замкомбата и комиссара ранило одной миной, когда мы собирались двигаться вперёд. Раненого комиссара я отправила со связным, а сама осталась одна с замкомбата в каменном доме. Тащить я его не могла, так как ранена была в обе руки и обе ноги. Причём левая рука сразу повисла как плеть, и ни туда и ни сюда. Но правая действовала, а поэтому я ему немножко помогла на месте. Я никогда не забуду этих минут, проведённых с глазу на глаз с умирающим (он умер очень скоро, даже вынести его не успели).