Мои впечатления от жизни сытых и благополучных «побежденных» образца восемьдесят девятого года здесь будут не к месту. Упоминания достоин лишь один эпизод: поход вместе с дядей Куртом (он напрочь забыл русский язык, а в детском доме ему дали новое имя вместо былого «Леонид») в гости – к весьма любопытному старикану, жившему в соседнем доме. Дядя знал, что я учусь на историка, и посчитал, что эта встреча может быть для меня интересной.
Уже тогда господину Эвальду Грейму было девяносто четыре года. Карьеру он начинал еще при кайзере, отвоевал обе Мировых войны. Классический образчик прусского офицерства старой школы – при своем весьма почтенном возрасте выглядел он величественнее монумента Бисмарку в Берлине. Очень худой, очень седой и очень надменный с виду. На господине Грейме идеально смотрелся бы старый прусский шлем – пикельхаубе. И сабля на перевязи, конечно.
По советским меркам жил старик (один!) в настоящем дворце – двухэтажный частный дом постройки XIX века, тьма-тьмущая антиквариата, мебель как в Эрмитаже – словом, я был потрясен. Чинно попили кофе, Грейм готовил его сам. Вежливо побеседовали о событиях в Союзе. Признаться, этот дедуля меня стеснял – я подсознательно чувствовал, что он является одним из последних осколков некоего иного, совершенно чуждого и не известного мне мира. Даже говорил он с каким-то странным акцентом – немецкий в школе нам преподавали идеально, заостряя внимание в том числе и на диалектах, но похожего выговора я раньше не встречал.
– Значит, вы интересуетесь историей? – сказал господин Грейм, когда «официальная часть» закончилась. – Что ж, пойдемте, я покажу вам интересное, молодой человек.
Дядя Курт, уяснив, что его миссия выполнена, засобирался домой и откланялся, оставив меня один на один с эти реликтом отдаленного прошлого. Мы поднялись на второй этаж, распахнулась дверь в кабинет. Первое, что я увидел – стол размером с мамонта под темно-синим сукном и с серебряным письменным прибором. Над столом красовался огромный портрет Отто фон Бисмарка в парадной форме.
Щелкнул электрический выключатель, вспыхнули лампы над двумя застекленными стойками – ни дать ни взять музей. Ордена, ленты, значки. Очень много. Грейм принялся рассказывать – обстоятельно, четко и без ненужных подробностей.
– Я был одним из первых танкистов Германии. Вот, посмотрите на фотографию, – он указал на большой черно-белый снимок в рамке. Группа военных стояла рядом с танком A7V, «подвижным фортом» эпохи Первой мировой. – Девятьсот восемнадцатый год, Мариенфельд. Я – четвертый справа, в форме лейтенанта. Эта машина называлась «Зигфрид», я командовал артиллерийским расчетом. Сейчас кажется, что эти танки уродливы и неуклюжи, да и экипажу приходилось тяжело – очень жарко и шумно, – но тогда мы полагали машину верхом технического совершенства. Взгляните, пожалуйста…
Грейм поднял стеклянную витрину, взял с подушечки большой синий с золотом крест и аккуратно передал мне.
– Pour le Mörite, «Синий Макс», – пояснил он. – Я получил его из рук кронпринца после боя при Каши, в лесу Аббе, весной восемнадцатого года. Мы были одни против семи английских машин, подбили одного и повредили три – по тем временам это был уникальный бой, танки против танков. Потом лишь один раз в жизни мне удалось участвовать в столь же уникальном сражении, в самом конце последней войны, в апреле сорок пятого…
Вначале на последнюю фразу я не обратил внимания, тем более, что господин Грейм, увлекшись рассказом, слегка оттаял и даже предложил мне портвейна – не привычного нам лилового пойла с запахом навоза, а настоящего, португальского. Налил и себе, продолжая вспоминать о делах давно минувших.
Что и говорить, биография у дедушки оказалась весьма примечательная – ни дать ни взять ходячий учебник истории XX века. Грейм запросто сыпал именами людей, с которыми ему довелось встречаться: Вильгельм II, Гудериан, фон Лееб, Муссолини, Дольфус, Роммель, Аденауэр – политики, военные и даже император.
Он был в Испании и Польше, его рота входила в Париж, два месяца, воевал на Восточном фронте, но был ранен. После госпиталя успел отличиться в Африканском корпусе Лиса Пустыни (об этом свидетельствовал «Рыцарский крест»), потом снова Франция и снова Остфронт – на этот раз проходивший уже по предместьям Берлина.
В плен попал к русским, но отпустили быстро – всего через пять месяцев. Через американскую зону оккупации вернулся домой, в Кобленц. В пятидесятых участвовал в создании Бундесвера, ушел в отставку в 1963 году в звании генерал-лейтенанта. Вторую мировую закончил подполковником.
– А сдались в плен где? – бестактно спросил я.
– О, вот как раз после того самого «странного» боя под Куммерсдорфом, – сказал Грейм. – Это в окрестностях Берлина, если вы не знаете. Кстати, после Великой войны начинать все заново пришлось тоже в Куммерсдорфе, в тамошней танковой школе при артиллерийском полигоне Рейхсвера – в автомобильных войсках, когда генерал Гейнц Гудериан еще был начальником штаба…