Можно даже с известной долей риска допустить, что понимание Того Света как пекельного или огненного царства или прохождение тела и мертвеца в буквальном и переносном смысле чрез огонь (в период кремации или прижигания-припекания трупа) обусловили в конечном счете выбор в пользу данного горячительного (горького) напитка. Находящиеся на тризне, поминках, а затем на Деда́х, таким образом, как бы прикасались к потустороннему миру и его огню. Неудивительна в таком случае и этимологическая связь между словами «горе», «горечь» (утраты) и «горение». Опять же у Фасмера: «Го́ре. Укр. го́ре, ст. – слав. горе, сербохорв. го́ра «падучая болезнь», словен. gorjĕ «горе, плач», чеш. hoře – то же, др. – польск. gorze. K горе́ть. Ср. др. – инд. зṓkas «пламя, жар», также «мука, печаль, горе», нов. – перс. sōg «горе, печаль»… Менее вероятно сравнение с гот. kara «жалоба, скорбь».
Водка в погребальной обрядности служила ритуальным угощением не только родичам покойного, но и тем, кто принимал участие в подготовке похорон, включая самых бедных и неимущих членов сообщества. Обычай звать нищих для того, чтобы те обмыли труп, разные исследователи отмечают еще в начале XX в., в 1912–1915 гг. на Украине: «За это они получают от хозяина по чарке или по две горилки и закуску, которая состоит, как правило, из хлеба, соли, чеснока или лука». По трем коротким ударам колокола в селе узнавали, что кто-то умер. Любой из родни или знакомых при этом оставлял свои дела и шел в дом покойного человека, «потому что знал, что при этом выпьет чарку или две, а то и три горилки и что перекусит, – потому что так принято» (Лащенко, 2006, с. 19).
У старообрядцев (например, в восточном Подмосковье) эту роль в прошлом выполняли деревенские уставщики и начетчики – грамотеи и большие знатоки книжности, «старой веры, которые прежде контролировали духовную жизнь того или иного населенного пункта, выполняли ту часть треб и обрядов, которая не требовали обязательного участия священника» (Михайлов, 2006). Впрочем, это обстоятельство упомянуто нами по одной лишь причине: надо полагать, что в древности проводами усопших занимались люди языческого духовного сословия[46] (если таковое было выделено у данной группы славян) и тем паче был смысл передавать им в качестве своеобразной оплаты или для жертвования богам некую толику хмельного. То же обстоятельство, что большая часть жертвенных даров могла быть употребляема собственно служителями, скорее, выступает здесь дополнительным подтверждением сказанному.
«…Возле покойника сидят день и ночь. В это время говорится об умершем или о его покойных предках, про других покойников и поются песни про смерть и про Страшный Суд. Когда эта тема уже исчерпана, рассказывают небылицы, а парубки или старшие хозяева играют в карты (не на деньги). Время от времени гости угощаются горилкой. Когда читается Псалтырь, то горилку пьют и курят в сенях… Тема беседы, как правило, от серьезной переходит к легкой и даже… не исключены шутки», – свидетельствует Лащенко. Постепенно возбуждение охватывало всех присутствующих. Даже столь исключительный жанр народного творчества, как погребальные плачи, обретал при этом совершенно несвойственную ему ажитацию, то и дело «срываясь» в шуточные прибаутки и задорные припевки. Шуточные плачи могли проговариваться от имени вдовы (или вдовца). По свидетельству очевидцев, среди погребальных плачей, которые, собственно, и записаны в указанный период на Украине, «могли встречаться не только насмешливые, шуточные, но и охальные, с употреблением срамной лексики, пользовавшиеся особой популярностью у участников погребального обряда». Этим погребальный обряд больше походит на языческую тризну (Лащенко, с. 27–30, 39).
Архаичность обряда, надо полагать, не требует доказательств. Разумеется, горячительное в немалой степени способствовало также снятию барьеров и раскрепощению сознания. Это было необходимо, чтобы быть за одним столом с незримым покойным.
Такие же или весьма сходные обычаи зафиксированы и у других славян: на Смоленщине, у белорусов, сербов. На поминках после погребения (а также на Дедах) «водку», которая у разных славянских народов именуется по-своему, предлагают покойному и предкам, затем ее льют на скатерть, на поминальный стол или на пол, или даже на саму могилу, отливая от своей чарки или особо ставя отдельную (Славянские древности, 1995, т. 1, с. 393).