Опасная ситуация началась с оскорблений. Люди Танкреда стали обзывать англичан «длиннохвостыми», намекая на хвосты чертей, а англичане, в свою очередь, прозвали их «недомерками, похожими на арабов». Сам Ричард обозвал сицилийцев «женоподобными». Не хватало только искры, чтобы вспыхнул пожар.
Беспорядки начались со спора между английским солдатом и местной торговкой из-за веса и цены буханки хлеба. Когда англичанин устроил ссору из-за грошей, на него напала уличная толпа, сбила с ног и затоптала насмерть. Вслед за этим вспыхнула настоящая смута, во время которой были убиты несколько невооруженных английских воинов. Ричард попытался успокоить смутьянов и сам проехал на коне по улицам, уговаривая горожан успокоиться, но те отвечали ему насмешками. После этого ворота Мессины закрылись.
Эти враждебные действия скоро переросли в побоище. Возможно, в душе Ричард рассматривал эту стычку с местными как некое испытание, пробу для его войска перед походом в Палестину. Как писал трубадур де Борн, «их Владыка точит и заостряет их, подобно ножам на точильном камне, и благодаря этому они становятся острыми и надежными и обретут вечную жизнь». Как бы то ни было, король построил свое войско и обратился к нему с речью: «Мои солдаты, мощь моего королевства, те, с кем я вместе прошел через сотни опасностей, покорил стольких тиранов и столько городов! Вы видите, как оскорбляет вас этот трусливый сброд? Сможем ли мы покорить турок и арабов, навести ужас на грозного противника, вернуть Иерусалим, если мы отступаем перед мерзкими женоподобными „грифонами“? Кажется, вы бережете свои силы, чтобы потом лучше воевать с Саладином?
Я, ваш король и повелитель, люблю вас и ценю ваше чувство чести. Но говорю вам снова и снова: если вы оставите эти преступные выпады неотмщенными, в дальнейшем вам уже никогда не подняться высоко. Даже старухи и дети восстанут на вас. Я не позову тогда вас за собой, потому что страх одних из вас поколеблет во время битвы веру других в себя. Я сам либо погиб бы, либо отомстил этим негодяям. Не пришлось бы мне отплыть отсюда одному, чтобы сразиться с Саладином! Оставите ли вы меня, своего короля, одного?»
Ответом ему был единодушный вопль: «Мы с тобой!» Король одобрительно заметил: «Мне по душе ваше желание смыть позор». Он собрал две тысячи храбрых рыцарей и две тысячи лучников. Его инженеры доставили огромный таран, а рыцари развернули устрашающее боевое знамя с изображением дракона. Ричард надел свои великолепные доспехи. Когда наглые горожане увидели это элитное войско во главе с самим королем, они, по свидетельству хрониста, «побежали, как овцы от волка». На самом деле все произошло не так быстро. Прошло десять часов, прежде чем знамена Плантагенетов взвились над стенами Мессины. И все же скорость операции была запечатлена в одном куплете:
Скорее, это замечание могло бы относиться к проворству, с которым Танкред выложил Ричарду тысячу унций золота в виде компенсации за смуту.
Хотя французские солдаты не участвовали в этой полицейской акции, рядом с английскими львами вскоре появились знамена с французскими лилиями, а Филипп потребовал своей доли в добыче, ссылаясь на соглашение в Везелэ о разделе трофеев во время Крестового похода.
«Кто же из нас имеет право вывешивать свои флаги, — язвительно ответил Ричард, — те ли, кто стоял в стороне, пока другие дрались, или те, кто смело бросился вперед?»
Это был не первый и не последний плевок Ричарда в сторону Филиппа. Все же английский король уступил — у них были тогда гораздо более важные дела, требующие решения.
К ним относились, например, такие вопросы, как азартные игры в армии, права собственности погибших на войне и даже цены на хлеб. Все это не было согласовано в Везелэ и не вошло в Шиньонский указ Ричарда. Оба короля собрались, чтобы решить эти дела, через несколько дней после взятия Мессины. Инцидент, произошедший между солдатом и торговкой хлебом, заставил их начать регулировать правила торговли хлебом и вином для нужд войска. Теперь торговцы могли продавать продукты военным по цене только на десять процентов дороже той, за которую их приобрели. Запрещалась продажа и перепродажа мяса животных, если не было известно, когда они были убиты, и свежее мясо можно было продавать только при условии, если животное убито прямо на территории военного лагеря.