Священное воинство

«Сладость любви умиротворяет сердечную страсть,
И нежные поцелуи любви заставляют меня забыть себя.
Я не могу жить без них, и если мне не достанется новый поцелуй,
Моей жизни придет конец».

Если эта песня надоедала поэту, он начинал петь ту или иную из знаменитых тогда песен своего сочинения, например эту:

«Жар любви в моем сердце
Заставляет меня петь,
И эта моя страсть сильнее меня.
И все же у меня есть достояние,
Которым я могу гордиться:
Некогда я научился верно любить».

Наконец менестрель пришел на Дунай и там снова принялся распевать свои песенки, переходя от замка к замку.

«Тайный поцелуй — рана любви,
Причина незримой муки.
О, зачем кричать об этой болезни,
Если исцелить может лишь новый страстный поцелуй!»

И вот Блондель добрался до мрачного замка Дюрнштейн, и его сильный голос был слышен во всех башнях этой твердыни.

«Ни одна женщина не сможет повелевать моей душой
И моими чувствами, пока есть другие.
Пусть я лучше останусь на всю жизнь один.
Ненавидимый и покинутый всеми,
Но не буду ни с кем делить мою жизнь и мои чувства».

И вдруг из высокого окна одной из башен он услышал могучий бас короля, подхватившего песню:

«Когда я вижу тебя, мой храбрый витязь,
Я чувствую, что люблю тебя,
Но сердце твое не знает страсти.
Поэтому я, подобно всем своим соперникам,
Несу бремя неразделенной любви».

Менестрель, по словам создателей легенды, был несказанно рад, услышав голос своего короля и друга. А вот насчет того, что произошло, когда этот дуэт отзвучал, существуют разные версии. Согласно одной, Блондель был приглашен в замок и находился там несколько недель, развлекая охрану, пока его не отпустили. По другой версии, стражам это пение показалось подозрительным, и они натравили на менестреля сторожевых псов. В любом случае, по преданию, именно этот менестрель обнаружил место заточения короля Ричарда и сообщил об этом в Англию.

2. В блестящем заключении

К весне 1193 г. то, что произошло с королем Ричардом, стало известно при всех королевских дворах Европы. Император пленил короля! Это было нешуточное обстоятельство, достаточное для того, чтобы вызвать континентальный кризис. Дипломаты начали интенсивную работу, и сам папа Целестин III в Риме имел отношение ко многим инициативам, тем более что его до этого (и даже в это время) многие критиковали за бездействие.

Королю Ричарду разрешили писать письма на родину: это было в интересах императора. 26 марта он написал архиепископу Кентерберийскому, назвав условия своего заточения терпимыми, но одновременно сообщив потрясающую новость: император требовал за его свободу сто тысяч марок серебром!

То были огромные деньги, половина всей английской казны. Выкуп за Ричарда был достоин короля, а его решение — нет. Фактически он готов был пойти на банкротство Англии, передав ее национальное богатство в Европу, с тем чтобы потом оно досталось Германии.

Пока англичане искали выход из этого тяжелого кризиса, Элеонора Аквитанская приняла свои меры. Она находилась в Лондоне, чтобы контролировать склонного к авантюрам принца Джона. В трех письмах к Целестину III Элеонора выглядела и величественной дамой (она перечислила свои титулы — королева Англии, герцогиня Нормандская и графиня Анжуйская), и простой матерью, которая горюет о своем сыне, ставшем жертвой трусливого и подлого заговора против Англии и церкви. Она писала: «Его нынешнее положение, как и упадок его державы, — следствие злонравия нашего времени, как и жестокость тирана (то есть императора. — Авт.), который из алчности захватил короля Ричарда, когда тот совершал священное паломничество под защитой Небес и покровительством Рима». Ее слова об алчности (дальше в письме упоминалось и о «неутолимой жадности») свидетельствовали, что Элеонора знала о торге между императором и герцогом из-за английского короля. Она намекала и на то, что Генрих затеял этот заговор, чтобы подороже продать пленника его народу.