Священные камни Европы

Что вера в Бога сил в душе свежа,

Молитвенно летя вслед фимиаму

Владычица! Покровом окружа,

Дай помощь! В бой иду, тебе служа.

За то, что на земле теряю даму,

Небесная поможет Господа.

А вот что писал немецкий рыцарь Гартман фон Ауэ:

Ты плащ с крестом надел

Во имя добрых дел

Напрасен твой обет,

Когда креста на сердце нет

Зовет воителей отвага

Под сень креста

Где рыцарям своим на благо

Любовь чиста.

Эти стихи пронизаны такой верой, которую ни с чем не перепутаешь. Их не стыдно было бы приписать Персевалю или Галахаду, образы которых вдруг начинают выглядеть вполне реально, жизненно.

А вот что писал неизвестный рыцарь-трувер уже в XII веке: «Вы, которые любите по-настоящему, проснитесь! Жаворонок своей песней возвещает, что пришёл день мира, который Бог в своей доброте дает тем, кто возьмет крест из любви к Нему и будет терпеть боль день и ночь. Тогда убедиться Он, кто истинно любит Его…»

Вы думаете, что так воспринимали мир только рыцари-поэты? Если бы «крестоносные песни» не были чрезвычайно популярны среди рыцарства, они не могли бы дожить до наших дней. Трубадуры и труверы выражали в красивых словах то мироощущение, которое было присуще всему рыцарству. Не верят в это только те, кто не верит в Бога.

Виктор Смирнов писал: «Тысячи юношей бросили свою жизнь в горнило крестовых походов, избирая небесную любовь, взамен земной. Великий и судьбоносный очистительный огонь пронесся над XIIвеком. В этом пламени выковался высочайший религиозный романтизм, чувство религиозной чести, возродились идеи бескорыстия и милосердия, вспыхнула мистическая одухотворенность личного благочестия, сформировалась та рыцарская традиция благородной любви, отголосками которой мы питаемся по сей день».

***

Бернар Клервосский, рассказывая о тамплиерах, провозгласил рождение «нового рыцарства». Его «Похвалу…» традиционно понимают, как противопоставление обычных рыцарей и рыцарей-монахов, которым он отдает предпочтение. Но это по сути не так и противопоставление тут другое.

Бернар писал на латыни и рыцаря называл латинским словом «милес», которое означает просто «воин», «вооруженный человек». В Риме этим словом называли любого рядового легионера. И в раннем средневековье, когда собственно рыцарства ещё не существовало, словом «милес» называли любого вооруженного человека. Бернар по сути возвещает о появлении «новых воинов», то есть о появлении собственно рыцарства, как такового, а не о «новом рыцарстве». Его любимые рыцари-монахи лишь наиболее ярко выражали рыцарский идеал, но не являлись единственными его носителями. И противопоставляет он по сути не светское и монашеское рыцарство, а рыцарство настоящее и не настоящее, хорошее и плохое. Он говорит про «новый род рыцарства (воинства), неведомый прошедшим векам». А ведь мы знаем, что в «прошедшие века» никакого рыцарства в нашем значении слова вообще не существовало. Поэтому, читая Бернара в русском переводе, всегда надо помнить о том, какое слово стоит у него там, где мы читаем «рыцарь».

«Каков же конец или плод сего мирского рыцарства или скорее мошенничества? Что, как не вечная смерть для побежденного или смертный грех для победителя? Какова же, о, рыцари, та чудовищная ошибка, что толкает вас в битву, с такой суетой и тяжестью, цель которых есть смерть и грех? Вы покрываете коней своих шелками и украшаете доспехи свои не знаю уже каким тряпьем, вы разукрашиваете щиты свои и седла, вы покрываете упряжь и шпоры золотом, серебром и драгоценными камнями, а после во всем этом блеске мчитесь навстречу своей погибели со страшным гневом и бесстрашной глупостью. Что это – убранство воина или скорее женские побрякушки? Неужто вы думаете, что мечи врагов ваших отвратятся вашим золотом, пощадят каменья ваши или не смогут пронзить шелка? Столь рискованное дело вы предпринимаете по столь незначительным и пустяковым причинам. Что же ещё причина войн и корень споров между вами, как не безрассудное желание ухватить чьи-либо мирские владения? Воистину, небезопасно убивать и рисковать жизнью за такое дело».

Неужели кто-то думает, что Бернар Клервосский вот так относится ко всем рыцарям, которые не стали монахами? Нет, здесь он просто рисует нам портрет скверного рыцаря, такого «милес», который и рыцарем именоваться недостоин. Он собственно говорит нам о том, что такое вооруженный человек без Бога. Если бы все светские рыцари были такие, то как бы тогда мог состояться первый крестовый поход, когда тамплиеров ещё не было? И откуда бы взялись тамплиеры?

Бернар выражал не собственно тамплиерский идеал, а идеал рыцарства, как такового. Он был одним из первых выразителей этого идеала, но его носители уже успели совершить великие деяния, сами, может быть, ещё не вполне понимая, что они – «новое воинство», что произошёл качественный скачек, превративший «мясника» в рыцаря, хотя, конечно, многие мужики в железе так и остались мясниками, но если раньше их поведение было нормой, то теперь оно стало отклонением от нормы.