Священные камни Европы

Привыкнув полагаться только на самого себя и полностью отвечать за свой маленький мир, рыцарь, попадая в большой мир, тут же готов был взять на себя полную ответственность и за него. Он уже так устроен, его не переделать, поколения его предков ощущали себя полноправными суверенами. И при дворе короля, и при дворе самого могучего в мире императора рыцарь держит себя, как суверен. Здесь уже очень много спин, за которые можно спрятаться, но у рыцаря нет такой привычки. Здесь таких, как он, много, и, казалось бы, каждый из них – лишь винтик большой государственной машины. Но рыцарь не способен чувствовать себя винтиком, он и есть машина. При дворе могучего монарха очень выгодно гнуть спину, льстить и заискивать, так чтобы всех растолкать и приблизиться к трону. Но рыцарь этого не умеет. Нет навыков. И получать их он не собирается. У него самоощущение центра власти. Он привык склоняться только перед Богом, и никогда – перед людьми. Поэтому самый незначительный рыцарь, имеющий лишь тощую клячу, ржавую кольчугу и зазубренный меч, смотрит на императора, как на равного. Как монарх на монарха. А императору другие воины и не нужны, он ведь не восточный деспот, который правит рабами.

Итак, при дворе императора, короля или герцога собирались государи. Только государи. Других здесь не было. Рыцарь, многие поколения предков которого на своем клочке земли правили полновластно, имел царственное достоинство. Царственность вдруг не возникает. Каждое поколение предков рыцаря добавляло что-то новое к этому самоощущению и постепенно формировались благородный взгляд, благородная осанка, благородство мыслей и слов, благородство поступков, достойных государя. Так являлось на свет царственное воинство, воинство из одних только царей, какого мировая история не знала ни до ни после.

Царственное достоинство каждого рыцаря, которое делало его равным королям, опиралось на две составляющих. Рыцарь равен королю, потому что они оба воины, и оба – христиане. Кто из них лучший воин – покажет поле боя, и не факт, что это будет король. Кто из них лучший христианин, рассудит Бог, и не факт, что это будет король. У рыцаря-шателена и короля лишь разные функции, разные задачи, но они равны по достоинству и в военном, и в религиозном смысле. Это уникальное преломление христианства через призму военной психологии, причем христианство от такого преломления отнюдь не искажалось, некоторыми своими гранями Евангелие засверкало в рыцарстве, как никогда ранее.

Здесь всё было совершенно не так, как в Риме. Г. Дельбрюк писал: «В Риме патриции правят благодаря политическим силам и политическим организациям. Римские консулы не передовые бойцы на поле боя, как германские герцоги и графы. Полководцы, по их понятиям, продолжали оставаться не воинами, а чиновниками (магистратами) Германские же короли и чиновники были наоборот прежде всего воинами и сохраняли этот характер даже тогда, когда управляли всей государственной жизнью. Императоры и короли средних веков – рыцари, весь их двор состоял из рыцарей. Герцоги и графы, правящие областями, так же являются рыцарями, даже епископы и аббаты достаточно часто брались за оружие. Кто в этих кругах не рыцарь, тот клирик, там кроме этих двух иного звания не существовало. Если король или какой-нибудь дворянин снимет рыцарский пояс, то это означает, что он готовится уйти в монастырь. Римская знать могла довольствоваться гражданскими должностями, ибо она могла держать массы в повиновении, опираясь на дисциплинированное войско, аристократы романо-германского средневековья не располагали обученными манипулами и когортами, вождями народа они могли быть только в том случае, если были самыми неустрашимыми бойцами».

Нам сегодня ближе римское понимание власти. В нашем понимании власть работает, как машина, состоящая из деталей, каждая из которых сама по себе ничего не значит, но машине, состоящей их этих деталей, ничто не может противостоять. То есть если грамотно и продуманно расставит по местам сумму ничтожеств, мы получаем необоримую силу. В рыцарском понимании, власть – это личность. Если личность обладает высокими достоинствами – она получает власть. Нет личности – нет власти. А власть в целом формулируется, как союз равноправных личностей, которые могут действовать как вместе, так и по отдельности.

Неслиянно и нераздельно

Если ничего не создавать, то возникает феодализм. Именно феодализм является естественной, органичной системой самоорганизации, которая вырастает буквально из почвы. Мы знаем много государственных систем, искусственных и надуманных, внедряемых единой централизованной волей. При помощи мощной государственной машины можно выстроить жизнь по какой угодно схеме, изобретенной кабинетными мудрецами. Только феодализм возникает сам по себе, поэтому в нем – мудрость самой жизни, мудрость Бога.