Священные камни Европы

Понимаю, что это было написано из самых добрых побуждений, но в основе такого подхода лежит всё та же клевета на рыцарство, которая стала уже стереотипом общественного сознания. Дескать, мы понимаем, конечно, что средневековая жизнь была груба, жестока и безнравственна, но мы готовы быть глупцами, на которых не действуют ни какие факты и рациональные доводы и продолжаем верить в рыцарство, хотя это, конечно, мечта – то чего в жизни не было.

Пассажи таких вот «адвокатов рыцарства» оскорбляют ещё больше, чем циничное бесстыдство авторов, вроде Мартина и Сапковского. Получается, что если человек уважает рыцарство, то лишь потому, что от его тупой головы факты отскакивают, как от стенки горох, а его ослепший мозг не способен воспринимать доводы разума.

Факты… А в чем они? Разумеется, в Средние века хватало грубости, жестокости и безнравственности, так же как и в любую другую эпоху, включая нашу. И среди рыцарей действительно хватало «тупых мясников», так же, как и среди современных вояк. Но вот скажите мне, такие рыцари как Кретьен де Труа, Вольфрам фон Эшенбах, Робер де Борон – они что, с Марса прилетели? Эти люди – порождение рыцарской среды, они – органичная часть рыцарства. И, судя по их книгам, они не были ни грубыми, ни жестокими, ни безнравственными, их души жили чистыми, возвышенными идеалами.

Есть вещи, которые невозможно подделать. Ни кто не в состоянии сколько-нибудь правдоподобно изобразить веру, если не имеет её. Книги этих рыцарей дышат верой – настоящей, подлинной. А сотни, если не тысячи трубадуров и труверов (все до единого – рыцари!), писавшие такие чистые и возвышенные стихи, что и спустя столетия, кажется, становишься чище, когда их читаешь. Трубадуры и труверы – так же порождение рыцарства, представители той его части, которая не была ни грубой, ни жестокой, ни безнравственной. При этом понятно, что среди лучшей части рыцарства далеко не каждый обладал художественным талантом, то есть в жизни таких замечательных рыцарей было гораздо больше.

Мы сейчас оцениваем средневековье, как будто глядя на него с каких-то невообразимых нравственных высот. На самом деле ни какие факты не подтверждают того, что современные военные менее грубы, жестоки и безнравственны, чем средневековые рыцари. И сейчас вояки порою пописывают. А мы почитываем. И что-то не видим в их книгах ни каких возвышенных идеалов. Чаще всего эта военная проза – продукт капитально покалеченной психики. А теперь возьмите рыцарские романы – книги, которые вышли из средневековой военной среды. И вы увидите, насколько средневековые военные духовно и нравственно выше современных.

Жан Флори ближе к истине, когда говорит: «В литературе рыцарство выходит на свет Божий в XIIвеке. Такая литература отчасти, конечно, искажала отображаемую ею действительность, но в то же время она служила «идеологическим проявителем» рыцарства. Она отображала этот мир таким, каким она хотела бы его видеть, и само рыцарство принимало это изображение с энтузиазмом… Действительное поведение рыцарства, наверное испытывало на себе воздействие этого идеала, который был сублимированной реальностью, её моделью, в которой отпущены некоторые неприглядные подробности оригинала».

Вот максимально точное определение того, в каких отношениях находятся рыцарские романы и историческое рыцарство: эти романы – сублимированная реальность. Надо лишь сделать маленькую оговорку: литература (так же как и искусство вообще) это всегда сублимация реальности, в этом суть искусства. Даже самые крайние формы реализма, рождавшиеся с претензией на то, чтобы показать «жизнь такой, какая она есть» – это тоже сублимация реальности. Художественное творчество не может быть фотографично, потому что тогда это уже не творчество. Впрочем, в наше время даже фотограф так тщательно выбирает ракурс, освещение и прочее, что и это уже творчество, и фотография тоже сублимирует реальность, потому что иначе будет не интересно. Прогуляйтесь по какому-нибудь запущенному саду, а потом посмотрите серию фотографий талантливого мастера из этого сада, и вы увидите две разных реальности, но хотя бы в этом случае вы не станете спорить с ним, что реальность на самом деле одна и та же.

И тогда не понятно, почему мы считаем нужным делать все эти оговорки по отношению именно к рыцарской литературе, хотя это относится к литературе, как таковой. Да потому что со времен Сервантеса затрачено такое невообразимое количество усилий на «развенчание рыцарства», что спорить с результатами этих усилий на прямую уже ни кто не решается. Вот и Жан Флори, вполне понимающий, о чем речь, всё же делает глупую оговорку о том, что рыцарская литература, «отчасти, конечно… искажала действительность», хотя из других его слов как раз и следует, что это отнюдь не искажение, а перевоссоздание, переплавка, сублимация.