Священные камни Европы

На Западе барон получал свою землю от графа и за эту землю был обязан графу службой, их отношения определялись вассальной присягой. Это и есть классический феодализм. Русский удельный князь опирался не на подконтрольных ему земледельцев, а на наёмников, на то же самое «перекати–поле». «Бояре и вольные слуги в XIV веке свободно переходили от одного князя к другому, служа в одном уделе могли иметь вотчины в другом, перемена места службы не касалась вотчинных прав» (Ключевский). Барон и граф — звенья иерархии, между ними существовала верность, отсюда и представления о чести. Боярин и князь — партнёры, отношения между ними — деловые, то есть длящиеся пока это выгодно.

«На Западе свободный человек, обеспечивая свою свободу… создавал вокруг себя тесный мир, им руководимый и его поддерживающий… Вольный слуга удельных веков… искал опоры для своей вольности в личном договоре на время, в праве всегда разорвать его и уйти на сторону» (Ключевский).

Проще говоря, европейскую свободу обеспечивали крепкие стены замка, русская свобода строилась на принципе «хрен догонишь». Западный аристократ, врастая в землю, прирастал к людям, учился осознавать себя их защитником. Русский «мастер меча» служил тому, кому выгоднее, если кого и защищал, то за плату. Откуда тут взяться представлениям о чести? Русский правитель был силён постольку, поскольку мог нанять много опытных воинов. Так будет ли правитель относится к такому воину, как к равному, как рыцарь к рыцарю? Очень было бы нелепо. Бояр нельзя, конечно, было сильно обижать, могли и к другому князю переметнуться, ну так просто создали такие условия, когда бежать стало некуда, и тогда уже стали смотреть на служивых, как на холопов, потому что личной чести за ними и никогда не признавали. А служивые и сами никакой чести за собой никогда не числили, потому и в холопов обратились без внутреннего напряжения.

А русские богатыри? Илья Муромец очень похож на странствующего рыцаря. Он держит себя с князем очень независимо, его представления о личном достоинстве не оставляют даже лучшего желать, он видит свою главную задачу в защите земли русской, его легко представить в роли защитника «вдов и сирот». Илья Муромец — самый мощный русский миф, в нём трепещет наша народная душа. И всё–таки Илья — не рыцарь. Наш богатырь не являет собой звено иерархии, он не связан никакими нитями ни с кем, он не привязан к земельному наделу. Рыцарь — суверен, на этом и основано его достоинство. Илья — нет. Это казак, то есть свободный человек на службе, которую в любой момент готов бросить. Он не видит никакой чести в сохранении верности князю.

Проходили столетия, Русь замкнувшись в себе, всё–таки поглядывала время от времени в сторону Запада, во всяком случае, это делали наиболее образованные её представители, к каковым, безусловно, принадлежал Иван Грозный. Опричнину часто сравнивали с рыцарским орденом. Например, современный исследователь АЕ. Мусин пишет: «Сама организация опричного войска с клятвенными обетами, чёрной одеждой из грубой ткани, запретом на общение с земщиной, специальной атрибутикой, ритуалами богослужебного характера часто рассматривалась, как подобие монашеского ордена».

Похоже, Иван Грозный вполне сознательно хотел создать некое подобие военно–монашеского ордена, ведь он был хорошо знаком с устройством Ливонского ордена. И всё–таки рыцарского ордена из опричнины не получилось по одной простой причине — опричники не были рыцарями по самой природе своей, по ментальности. Опричники — царевы холопы, даже о руководителей опричнины царь мог легко вытирать ноги, они не возражали, им даже нравилось. Илья Муромец — человек наделённый личным достоинством, но органично не связанный с князем. Малюта Скуратов — человек органично связанный с государем, но начисто лишённый личного достоинства. Опричнина — хороший пример того, что получается, когда пытаются создать орден, не имея рыцарей.

Опять прошли столетия, и вот в России появилось нечто весьма напоминающее рыцарский орден, хотя на сей раз никто таких сравнений не делал. Это подразделения Белой армии, сплошь состоящее из офицеров, которые замещали там рядовые должности. Офицерские роты — уникальный военно–психологический феномен, какого мировая история не знала ни «до», ни «после». Это и есть то самое «войско из одних эмиров», о котором писал Сергей Смирнов. У Смирнова юный Саладин недоумевает: «Такого войска не может быть… Не бывает эмира без собственного войска, которым он предводительствует. На то он и эмир, чтобы иметь войско, хотя бы малое. Каждая вершина имеет под собой гору и неизбежно отделена от другой вершины значительным расстоянием. Если десять вершин собрать в одно место, то они перестанут быть вершинами и превратятся всего лишь в груду камней».

Рыцарь Онфруа Торонский с удовольствием подхватывает это сравнение: «Теперь представь себе, славный воин, что десять вершин в одночасье срываются вниз. Какова мощь такого падения?».