Священные холмы

– Я – ветер на море,
Я – волна в океане,
Я – грохот моря,
Я – бык семи схваток,
Я – ястреб на скале,
Я – капля росы,
Я – прекрасный цветок,
Я – свирепый вепрь,
Я – лосось в потоке,
Я – озеро на равнине,
Я – искусство мастера,
Я – слово знания,
Я – копьё, что начинает битву,
Я – тот, кто возжигает в человеке пламя мысли,
Кто освещает собравшихся на вершине горы, если не я?
Кто сосчитает века луны, если не я?
Кто укажет место, куда уходит на покой солнце, если не я?

[22]

Найси давно не слышал эту песню. Он вспомнил, как лет пять назад, когда были ещё живы родители, отец сидел зимой около пылающего очага, перебирая струны лиры, подаренной самим королём Онейла, и песнь лилась из его уст. Элва в такие минуты прекращала всякие хлопоты по хозяйству, садилась напротив мужа и наслаждалась теми редкими счастливыми минутами, выпавшими на её долю, когда тот находился дома.

Найси постарался напрячь память: какую именно песню тогда сочинял отец? Неожиданно строки появились сами собой:

Я заклинаю сияющее море,
Плодородные равнины Муиртемне и Брега,
Светлый лес,
Священные холмы Сливенелона,
Обильные реки Шенон, Ди и Бойн,
Богатые рыбой озера Лох-Керри, Лох-Ри и Лох-Эрн.
Дайте богатства и мира тем, кто живёт на земле Эрин.

Федельмид поднялся из-за стола навстречу дорогому гостю: оллам Катбад почтил его дом своим присутствием. Найси и Андле охватил восторженный трепет, ведь они никогда не видели своего прославленного родича. Они поднялись из-за стола и поклонились друиду. Тот же не обратил на них ни малейшего внимания, проследовав мимо, шелестя просторными многослойными одеждами, распространяющими по дому терпкий запах трав.

Конхобар встретил Катбада с распростёртыми объятиями, ведь именно друид был его первым советником и помощником в делах королевства, а уж затем – сводный брат лэрд Фергус.

– Надеюсь, дорога из Армага в Эмайн-Маху была для тебя неутомительной? – поинтересовался Конхобар у оллама[23].

Катбад хоть уже и был в преклонных летах, на самом деле никто не знал его точного возраста, выглядел моложаво и белые одежды, отороченные серебром, соответствующие статусу оллама и королевского советника, придавали его внешности оттенок благородства и даже изысканности.

– Нет, благодарю тебя. – Сдержанно ответил Катбад. Он скользнул нетерпеливым взглядом по присутствующим гостям. – Мне сообщили, что в доме воина Красной ветви присутствуют мои внуки.

– Истинно так, советник. Мой брат, лэрд Фергус прибыл сегодня с дарами, в его дружине пополнение.

– Могу ли я видеть этих юношей? – поинтересовался оллам.

– Я не знаю по именам всех дружинников лэрда. Надо спросить у него.

Лэрд Фергус, слыша разговор оллама и короля, указал на двух юношей, сидевших в конце стола.

– Когда я увидел их в Дундалке, то ни минуты не сомневался в вашем родстве.

Катбад внимательно посмотрел на сыновей Элвы, казалось, даже с излишней холодностью.

Лэрд Фергус и Конхобар удивились: неужели душа друида очерствела настолько, что появление внуков не принесли ему хоть немного радости?

Оллам, словно прочитал мысли короля и лэрда.

– Я видел дурное предзнаменование. И оно связано с появлением моих внуков.

Конхобар и Фергус многозначительно переглянулись.

– Признайся, от них исходит опасность? – забеспокоился король.

– Да. Но не для твоей жизни, а для твоего сердца. – Ответил друид.

– Сердца! – Конхобар от души рассмеялся. – Юноши не пробыли и одного дня в городе! Как они могут быть опасны в сердечных делах? После смерти жены я не взглянул ни на одну женщину!

Найси и Андле внимательно наблюдали за разговором короля и оллама, чувствуя, что они чем-то озабочены. Когда оллам снова задержал на них взгляд, юноши встали и поклонились ему. На сей раз, тот ответил лёгким кивком головы.

– Сдаётся мне, что оллам вовсе не рад нашему присутствию. – Решил Андле.

– У меня тоже создалось такое впечатление. – Согласился Найси. – Вряд ли мы сможем рассчитывать на его покровительство. Лучше нам вернуться с дружиной лэрда обратно в Дундалк.

– Пожалуй, ты прав…

* * *

Гости изрядно выпили тёмного густого эля, опустошив при этом не одно блюдо с запечённым лососем. Наконец дело дошло до инаргуала[24]. После первых же чаш, король потребовал, чтобы бард снова услаждал его слух песнями.

Федельмид сделал барду знак рукой и тот запел: