Священные основы нации

Истории известны десятки подобных попыток. Первой был волапюк, далее появились интерлингва, новиаль, окциденталь, логлан, ложбан, латино-синефлексионе, глоса и интерглоса, уропи и унитарио и многие другие. Но все эти любопытные филологические изыскания остались законсервированными экспонатами в архивах музея человеческой истории. Самый известный из этих мертворождённых языков - эсперанто, вряд ли может быть назван даже популярным, не то, что употребительным. То есть, собственно языком не является ни одна из этих синтетических знаковых систем. Их создатели безукоризненно исполнили формальную и логическую задачи, но не смогли дать своим творениям главного - жизни, то есть наделить их духом. А дух языка - это его национальное начало. Только теоретически язык является знаковой системой, в действительности же язык - это национальное духовное пространство, это - исполненная национальной нуминозной энергии ипостась духовного бытия нации. И в этом смысле совершенно верны слова Витгенштейна: "границы моего языка означают границы моего мира". Упустив из виду самую суть существования языка, его священное, духовное, богооткровенное происхождение и значение, учёные бились над заведомо обречённой задачей - они намеревались вырастить дерево, не посадив зерно, а сконструировав строительные леса. Они пытались построить живое дерево. Не удивительно, что их попытки закончились неудачей. Во всех древних религиях, мистических учениях и мифологиях, в которых сотворение человека, самой жизни, образно передано через миф о вылеплении первочеловека из глины, из песка или из иных элементов, всегда кульминацией, зерном, основой этого сакрального творческого акта являлось наделение нового творения духом, вдохновение в него непостижимой, одному Богу ведомой и присущей энергии - источника жизни и её священного смысла. В открытии тайны именно этого таинственного и мистического духовного начала жизни, животворящей и одухотворяющей квинтэссенции бытия состояла главная задача спагирического искусства алхимии. Только при наличии этой священной субстанции можно в герметическом сосуде трансформации из хаоса первичной материи создать божественную гармонию духа, только она имеет первозданную нуминозную силу истинного, духовного существования, только она может давать жизнь в полноценном, настоящем, священном смысле этого слова. Современные же филологи и логики утратили этот lapis philosophorum, lapis angularis (краеугольный камень) всякой жизни, утратили само представление о нём. Поэтому их философский камень остался кирпичом, мёртвым грузом, пригодным только для строительства, но не для жизни.

Как уже писалось, с духовной точки зрения соотношения формы слова и его смысла, то есть плана выражения и плана содержания, означает соотношение человека и Бога, предмета, явления и его идеального прообраза в духовном мире, их взаимосвязь. Поэтому имя вещи уже содержит в себе природу вещи, её сущность и судьбу. Это относиться и к фонетике, к звучанию слова. Эту связь подметил и Св. Августин, писавший: "Сами вещи воздействуют так, как ощущаются слова: mel (мед) - как сладостно воздействует на вкус сама вещь, так и именем она мягко действует на слух; acre (острое) в обоих отношениях жестко; lana (шерсть) и vкpres (терн) - каковы для слуха слова, таковы сами предметы для осязания. Это согласие ощущения вещи с ощущением звука стоики считают как бы колыбелью слов". Представление об имени как о мистической субстанции вещи, связь имени с природой и судьбой обозначаемой им вещи, представление о том, что в имени закодирована определённая энергетика, что оно несёт в себе некую определённую информацию и имеет магическую силу - это древнейшее знание, скорее даже вера человека, свидетельства которой можно найти везде - от народных сказок до современной науки об именах - ономатологии. Именем заклинали, создавали, оживляли и умерщвляли. То есть, если наука никак не может вразумительно разделить вещь и его имя, то философская и религиозная мысль стремиться как раз к их отождествлению и единству, как к символу единения вещественного и идеального миров…