Священные основы нации

Однако мы должны обратиться в первую очередь к себе, к нашему русскому пространству. Казалось бы, погружённое после 1917 года в состояние агрессивного атеизма общество должно было утратить всякую связь с этническим нуминозным эгрегором. Тем более, что и до этого ощущение и духовная связь было подавлено, искажённо православием, как я уже писал, ЗАПРЕТОМ. Однако подобные мысли могут прийти в голову только материалисту. Наоборот, годы официального атеизма очистили народ от православной традиции, а последующее освобождение от тоталитаризма предоставило возможность свободного проявления духовных чувств. И народ, в противоположность ожиданиям политиков, не вернулся в православие. Стали происходить удивительные вещи: древняя нуминозная сила пришла в русский мир. Достаточно взглянуть на многочисленные издания, на сотни сайтов в Интернете, где люди, называющие себя язычниками, родноверами, постигают национальную иерофанию, слышат голос своей нуминозной силы. Под воздействием её они собираются и совершают языческие, казалось бы, забытые и утраченные обряды и ритуалы, возрождая, восстанавливая их каким-то неведомым путём. Появились целые общины, оперирующие древними образами. Сотни тысяч людей представляют ныне это явление. Литература, появившаяся в последние 15 лет и посвящённая воссозданию русского национального мифа, эпоса, магии, насчитывает миллионы, десятки миллионов томов. Она востребована, хотя речь в ней, зачастую, идёт о предметах, абсолютно удалённых от мирских, сиюминутных потребностей; информация, данная в них, идёт вразрез с культурной традицией советской и досоветской эпох. Кто-то, возможно, возразит, что не было подобного на Руси раньше, в этом случае не надо сбрасывать со счёта атмосферу жесточайшей духовной цензуры, царившей на протяжении тысячи лет. Да и что могло дойти из этого тёмного, душного времени. Известно, что требованием церковных властей было уничтожение всех свидетельств языческого прошлого Руси. Церковь знала силу национального нуминозного эгрегора. И все же даже в этой атмосфере мы можем обнаружить присутствие собственного, этнического духовного пространства. Раз за разом в том или ином виде оно заявляло о себе. Вспомним стихотворение Сергея Есенина, являющееся, безусловно, одним из лучших, - "Гой ты Русь моя родная". Оно заканчивается словами:

Если крикнет Рать Святая,

Кинь ты Русь, Живи в Раю,

Я скажу, не надо Рая,

Дайте Родину мою.

Что это, как не противопоставление христианской Святой рати и христианского Рая этнической Родине - Руси, пространству, где, по ощущениям поэта, обитает его Дух.

4. Аспекты общественной морали.

В чём можно проследить взаимосвязь нуминозного эгрегора этноса и повседневной жизни нации. Не является ли Священное, пространством только эзотерических колебаний и что в реальности, при построении общественного, приходит из нуминозной сферы в повседневность. Как следование или наоборот пренебрежение импульсам нуминозной силы отражается в успешности или неуспешности государства. Ответ можно продемонстрировать на близких примерах советского государства или постсоветской, ельцинской России. На фоне пышных деклараций и демагогии, провозглашающих самые светлые идеалы, процветает циничный обман и ложь, возведённая в практику, повальная коррупция во всех органах власти. Даже самые хорошие законы и даже самые благие призывы не в состоянии никак возыметь действие на людей, ибо, без связи с душой, духом человека всё внешне благое есть пустые слова, повисающие в воздухе. Почему так происходит? Говорят - совесть молчит. Действительно, феноменом, в котором проявляется нуминозное у каждого человека и через который он ощущает голос своего Бога - это совесть. Юнг в своей короткой, но гениальной работе "Совесть с психологической точки зрения", пишет: "Специфика "совести" состоит в том, что это есть знание или весть об эмоциональной ценности представлений, имеющихся у нас по поводу мотивов наших действий. Уже из этого определения видно, что совесть является сложным феноменом, состоящим частью из элементарного волевого акта или сознательно необоснованного стремления к действию, а частью из разумного чувства. Это ценностное суждение, отличающееся от интеллектуального суждения тем, что наряду с объективным, всеобщим, предметным его характером в нем заметна и отсылка к субъективному. Ценностное суждение всегда предполагает субъекта, так как оно предполагает, что нечто прекрасно и хорошо "для меня". Если же утверждается, что нечто прекрасно и хорошо для кого-то другого, то мы имеем дело с суждением необязательно ценностным - оно может быть утверждением интеллектуального порядка. Сложный феномен совести, таким образом, состоит как бы из двух уровней. Один из них, образующий основание, содержит в себе психическое явление, а другой - своего рода надстройка содержит утверждающее или отрицающее суждение субъекта".