Директор не проснулся. Он поздно пришел домой, сильно пьяненький после «важного совещания», весь в чужих духах и губной помаде, да и завалился спать. Зато проснулась его жена, толстая крашеная блондинка. Она прекрасно знала Николая Петровича и догадывалась про его дела с мужем.
Именно после появления в жизни ее крепкой, как ей казалось, семьи этого Николая и начались частые «важные совещания», а «добрые» подружки уже донесли ей про молодую любовницу мужа.
— Значит так, ваша лавочка накрылась, — грозным голосом сказала жена в трубку.
— Муж на заводе, там обыск, работает милиция, — безбожно врала она. — Можете ехать к себе обратно, и чем быстрее, тем лучше.
После этого она повесила трубку. Довольная своей шуткой, легла обратно в постель и ласково прижалась к большому храпящему телу мужа.
— Никому не отдам, — твердо решила она.
Жить ей счастливой семейной жизнью оставалось всего лишь несколько часов.
— Милиция! — в ужасе подумал Николай Петрович. — Это все! Конец! Обыск, наручники, тюрьма. Он ясно представил на своих руках стальные сверкающие наручники, которые он видел только по телевизору, и ему стало плохо.
— Ехать на завод в город нельзя, назад тоже нельзя, вдруг и там уже обыск, — лихорадочно думал Краснов. — И вообще, с цистерной ехать опасно. Вдруг уже объявлен какой-нибудь план-перехват, и его ждут на ближайшем повороте.
— Сворачивай, — приказал Краснов водителю.
— Куда? — удивился водитель.
— На проселочную дорогу! Сворачивай! — там разберемся.
Удивленный водитель свернул на разбитую, раскисшую после первых осенних дождей дорогу, и тяжелый спиртовоз потихоньку пополз в беспросветную темень. Наконец, впереди замаячила деревня, на околице одиноко стоял колодец.
— Тормози, — скомандовал Краснов, он вытащил сливной шланг и опустил в колодец.
— Включай слив! — скомандовал он ничего не понимающему водителю.
Через несколько минут все содержимое спиртовоза оказалось в колодце.
— Вот и все! Можно ехать обратно. Теперь пусть менты докажут, что был левый спирт! — улыбнулся Краснов, разрывая на мелкие кусочки накладные.
Прокопыч очнулся от тяжелого самогонного сна, позавтракал куском хлеба с чаем, запряг свою кобылку Нюсю и поехал к любимому колодцу.
— Сейчас ледяной колодезной водицы хлебну, умоюсь, и станет легче, — думал он, доставая из колодца полное ведро.
Он жадно хлебнул прямо из ведра. Вода явно пахла водкой.
— Показалось, — решил Прокопыч, но мягкое алкогольное тепло потекло по организму. Это действительно была водка! Прокопыч в своей нелегкой жизни пил все: и одеколон, и всякую аптеку, и денатурат, и технический спирт. Потому водку ни с чем спутать он не мог!
— Крыша поехала! — решил он. — Белочка пришла, но странная какая-то — с колодцем водки вместо чертей и зайцев…
Невозможность свалившегося счастья смущала.
— Вдруг, все-таки, отрава какая-нибудь, — переживал Прокопыч, — надо кума Семеныча позвать, пусть тоже попробует.
Кум Семеныч имел еще больший опыт и алкогольный стаж. Он уже пару раз травился всякой дрянью, отлежал в психушке с «белочкой» и точно знал все возможные симптомы. Кроме того, кум имел огромных размеров красный нос, который никогда не ошибался.
— Водка! — подтвердил кум. — Как есть — водка! Спирт, конечно, не пшеничный, из картофеля гнали, но это водка. Даже круче — градусов пятьдесят будет!
Такое счастье вдвоем пережить было никак нельзя. Неправильно это. Не по-соседски.
Через полчаса у колодца собрались все мужики деревни. Все пятнадцать душ. Конечно, кругом уже бегали и бабы. Охая и ахая, все с осторожностью пробовали напиток. Самый старый дед Макар говорил, что в войну в лохматом годе уже такое было, но тогда в колодце была не водка, а мазут. Пить его, конечно, было нельзя, но печки топить можно…
К тому времени солнце уже взошло, и день обещал быть ясным и не по-осеннему теплым. Решено было устроить всеобщий деревенский праздник. Мужики установили вокруг колодца столы и лавки, бабы потащили, у кого что есть: и огурцы в банках, и помидоры, и грибочки. Забили даже пару петухов, развели рядом костер, и уже варился душистый суп в большом чугунном котле. Отвыкшая от общих праздников за последние безденежные годы, деревня собиралась с размахом отпраздновать великое свалившееся на всех счастье.
Только у продавщицы сельмага Соньки праздника в душе не было, наоборот, назревало горе. Отработанный в последнее время самогонный бизнес шел крахом, а она только-только выгнала большую партию и прикидывала возможную прибыль. Соня была самая молодая баба в деревне. Ей всего-то едва за тридцать. Ее так и звали — молодайка Соня, или, по-деревенски, попросту Сонька. Несколько лет назад привез ее в деревню из райцентра весельчак и балагур тракторист Сеня.