Священный котел. Психотерапия как духовная практика

Некоторые типы патологии характера понижают способность человека к прощению. Нарциссическая структура характера является серьезным препятствием к прощению, потому что не подразумевает никакой эмпатии по отношению к обидчику и никакой скромности, столь же необходимой для прощения. Если же нарциссическим характером обладает обидчик, то он не способен признать свою вину. Нарциссу нужно постоянно поддерживать чувство собственной важности, для него отрицание вины, избегание стыда важнее восстановления отношений с тем, кому он причинил боль. Человек с мазохистским характером будет отрицать серьезность нанесенного вреда и даже защищать обидчика. В таком случае терапевт, еще до каких-либо разговоров о прощении, должен указать человеку на всю тяжесть причиненной боли и всю важность межличностной динамики. В свою очередь, параноики настолько чувствительны к проявлениям неуважения, что могут разглядеть оскорбление даже там, где его не было. Психопаты больше других известны своим неумением прощать, так же как и обсессивные больные с ригидным Супер-Эго. Также есть люди, готовые простить кого угодно, но только не себя. Во всех подобных ситуациях важно помнить, что психотерапевт, в отличие от богослова или философа, должен рассматривать прощение (или его отсутствие) как психологическую, а не нравственную проблему. Так, например, совершенно бесполезно говорить о важности агапэ обозленному пограничному пациенту, который только что получил удар по своему и так не слишком крепкому чувству собственного «Я».

В относительно недавней работе на эту тему (Mc-Cullough, Worthington, Rachal, 1997) говорится о том, что степень искренности извинения напрямую влияет на способность жертвы простить. Фактически, некоторые люди как бы откладывают свое прощение до того момента, когда обидчик окончательно раскается, хотя есть мнение, что прощение никак не зависит от обидчика и является исключительным состоянием жертвы. Тем не менее, примирительное поведение и попытки загладить вину со стороны обидчика повышают шансы на прощение, так же как разумное поведение жертвы скорее заставит «злодея» раскаяться. Порой бывает полезно попробовать поставить себя на место обидчика, постараться понять его мотивы, причины поступка. Можно даже представить, что вы сами действуете аналогичным образом при похожих обстоятельствах. Однако чаще всего забота о собственном достоинстве или горе затрудняет возможность понять мотивы обидчика.

Для терапевта же трудность представляет контрперенос, который вынуждает его слишком живо отождествлять себя с жертвой. Также, если сам терапевт не умеет прощать, то ему сложно будет требовать этого от другого. А ведь способность прощать понадобиться терапевту в те моменты, когда под действием переноса он сам станет объектом гнева, ненависти и зависти.

Терапевт должен объяснить, что прощение – это не то же самое, что примирение. Простить – не значит признать поведение обидчика правильным, а оскорбление – неважным. Так же, если человек простил другого, то это вовсе не значит, что далее они станут друзьями и будут друг другу полностью доверять. Так, например, жена может простить мужа за жестокое обращение, понимая, что с ним в детстве тоже так обходились, но при этом она все равно подаст на развод. Сексуальные маньяки чаще всего были в детстве жертвами сексуальных домогательств. Это не извиняет их поведения и не снимает законных обвинений, но отчасти объяснят ситуацию. Холмгрен (Holmgren, 1993) отмечает, что можно простить обидчика как личность, но не иметь с ним никаких отношений; простить, но не забыть обиду. Таким образом, прощение – это не помилование; положенный законом штраф обидчик оплатить обязан. В конце концов, не терапевту решать, «следует» ли пациенту кого-то прощать; некоторые сразу же заявляют, что не собираются этого делать. Каким бы ни было первоначальное решение, свою роль может сыграть благодать, когда желание простить вдруг появляется спонтанно, без причины.

В более широком культурном контексте проблема прощения имеет отношение к вопросу, существуют ли поступки (например, преступления против человечности), которые простить невозможно. Если мы действительно примем в расчет социальные, архетипические и индивидуально-возрастные факторы, породившие Гитлера, Саддама Хусейна или среднестатистического хладнокровного убийцу, примем во внимание идею личной судьбы и предназначения, сможем ли мы простить их? (Повторюсь: простить – не значит оправдать или помиловать.) Несмотря на весь гнев и отвращение, нам следует ответить утвердительно, и на то есть несколько причин. Во-первых, эти люди зачастую бывают захвачены эмоциями, которые не могут контролировать. К тому же, если поступать с ними со свойственной им же жестокостью, то мы не оставляем им шансов на излечение. В конечном счете, даже такие люди являются формами выражения Самости.