Священный котел. Психотерапия как духовная практика

Во многих культурах здоровье ассоциируется с порядком, а болезнь – с хаосом и разрушением. Чувствуя себя частью священного космоса, представители традиционных племенных культур поддерживают здоровье с помощью выстраивания правильных отношений с сакральным, соблюдения табу и отправления ритуалов. А это подразумевает внимательное отношение к миру духов, демонов и богов, определяемых мифологией той или иной культуры. Сходным образом и процесс терапии должен соответствовать мировоззрению пациента (Ellenberger, 1970). Традиционные мифы представляют собой священные истории, раскрывающие сакральную реальность. Так, шаманские практики основаны на конкретной мифологии, космологии, взгляде на реальность, который разделяет все племя; жизнь, проживаемая в соответствии с мифом, буквально пропитана смыслом. В целительных ритуалах шаманов космогонический миф (миф творения), или миф о происхождении болезни, обычно пропевается над больным человеком. Так пациент помещается в мифологический контекст, создается особый порядок, а значит, появляется смысл, надежда на трансцендентную помощь и исцеление. Отметим, как это похоже на психотерапевтический ритуал исцеления; мы верим в миф психотерапии, особенно в ту традицию, которой нас обучали. У нас есть свои ритуальные практики и техники, которые, как мы надеемся, помогут вернуть личность к жизни, и мы работаем в контексте всеобщего культурного мифа и системы ценностей[76]. Не совсем ясно, до какой степени целительный эффект психотерапии связан с применением той или иной техники и какую роль в этом играют намерение помочь и понимание того, что с тобой работает внимательный, заботливый человек (Shapiro, 1978). В некоторых традициях шаманы входят в мир духов для борьбы с духовными силами во имя больного, чтобы вернуть его душу или найти целительный предмет (Eliade, 1951 / Элиаде, 2000; Sander, Wong, 1997, p. 63–69). Восстанавливая воспоминания и помогая интегрировать отколотые аспекты личности, терапевт тоже в известном смысле пытается вернуть душу человека. Когда терапевт сражается с комплексом и его архетипической основой, то одной ногой он стоит в мире людей, а другой – в мире духов. Другими словами, психотерапевтический подход имеет собственные сакральные аспекты, которые в наше время трудно разглядеть за плотной стеной профессиональной подготовки, инструкций и сертификатов.

Структурный антрополог Клод Леви-Стросс отмечал, что покуда больной, да и все члены данного общества верили в пересказываемый шаманами миф, тот способен был принести терапевтическую пользу; при этом неважно, соответствовал ли он объективной реальности или нет (Levi-Strauss, 1963, p. 167). Он утверждал, что шаманское исцеление действенно из-за существования психологической связи между болезнью и вызывающим ее демоном. К тому же шаман дает личности особый язык для выражения того, что невозможно высказать в обычном состоянии сознания. И личность начинает понимать, видеть порядок в том, что ранее казалось хаосом: так перестраивается психология личности. В процессе психотерапии мы занимаемся тем же самым.

По словам Элиаде (Eliade, 1951 / Элиаде, 2000), шаман обладает несколькими важными качествами: переживанием духовного экстаза; способностью входить в это состояние по собственной воле; умением вести, направлять душу. Терапевтический процесс также является руководством души, а терапевт, даже не будучи знакомым с экстатическими состояниями, может иметь опыт контакта с трансперсональным уровнем реальности. Будущий шаман откликается на свое призвание вне зависимости от своего желания, и, согласно традиции, не откликнуться на зов значило бы обречь себя на смерть. Работа психотерапевта – тоже призвание, и, подобно шаманам, будущие терапевты страдали от тяжелой болезни, которая всегда предшествует призванию как форма инициации. И для терапевта, и для шамана работа по исцелению самого себя становится основой для помощи другим. По этой причине шаманы и психотерапевты видят сны об увечьях или пытках, обычно предшествующие обновлению тела, – это подразумевает необходимость жертвы, если хочешь обрести целостность (Jung, 1954b, par. 448 /Юнг, 2006, с. 346–348). Элиаде утверждает, что целительная способность шамана связана с тяжестью и длительностью его собственной инициирующей болезни (Eliade, 1951, p. 36 /Элиаде, 2000, с. 26–27). Важно понимать, что это безличный, архетипический процесс, а значит, традиционное понимание страдания как наказание за грех может быть заменено пониманием страдания как необходимой части трансформации и созревания личности.