Эве вдруг захотелось вложить свою ладонь в этот отпечаток. Желание это было неожиданным и сильным.
Она положила руку на камень — и ее ладонь точно легла на каменный оттиск, повторив каждый его выступ, каждое углубление, словно он был сделан именно для нее, именно по ее размеру, по ее форме.
А затем Эва нажала на камень. Нажала не очень сильно, но камень отозвался, словно давно, много лет ждал этого прикосновения.
Он отозвался, слегка качнувшись, а потом сдвинулся в сторону и в глубину камина.
Каменный рыцарь отъехал, скрывшись за своим собратом.
Теперь на камине был всего один всадник — как на фотографии из библиотеки. А на месте второго всадника появилось углубление.
И в этом углублении Эва увидела замшевый мешочек.
— Ты видишь? — проговорила она взволнованным, растерянным голосом. — Ты видишь это?
— Значит, все было не напрасно! — отозвался Андерс, и его голос, обычно такой спокойный, тоже звенел от волнения.
Эва протянула руку и взяла замшевый мешочек.
Она долго не решалась развязать его — но, наконец, потянула завязки и достала небольшой крест из темного, очень твердого дерева.
И едва она достала крест из замши, как комната наполнилась удивительным, неземным благоуханием. Благоуханием, какое, может быть, наполняло райский сад.
И еще комната наполнилась светом — золотистым и теплым, каким бывает солнечный свет на исходе долгого летнего дня.
Эва с благоговением разглядывала свою находку.
Несомненно, это был тот самый крест, изображение которого было на оконном витраже. Крест тамплиеров.
В четыре конца этого креста были вставлены четыре сапфира, в центре его находился большой прозрачный камень, в середине которого сияло крошечное красное пятнышко. Капелька крови.
Живая, пульсирующая, словно человеческое сердце.
Эва повернулась к Андерсу и увидела его лицо, озаренное светом, исходящим от креста тамплиеров. В лице его было благоговение и радость — как у путника, который дошел до цели долгого и трудного путешествия.